Тысяча и одна тайна парижских ночей - Арсен Гуссе

– Князь Эндерберг уже далеко от Парижа, – сказал он американке, – я пошлю телеграмму, чтобы его арестовали. Что же касается того, кто играл мою роль, то я надеюсь захватить его.

– Ах, зачем я не приехала к вам вчера!

Но что стало с бриллиантами американки, пока полиция разыскивала исчезнувшего князя Эндерберга?

Около этого времени общее внимание было обращено на Роберта Амильтона, который щеголял лошадьми и любовницами и был очень похож на князя Эндерберга. Как не заметили, что один исчезал в то время, когда появлялся другой?

Хотя американка не рассчитывала увидеть опять свои знаменитые серьги, однако тайный голос говорил ей, что последние будут найдены. Она не расставалась с англичанкой, которая также не могла верить, чтобы все окончилось.

У индийцев есть прекрасный символ надежды: двуликая женщина, которая улыбается даже в то время, когда убегает; чувствуешь, что она уходит, но, видя ее симпатичный взгляд, думаешь, что, быть может, она вернется.

Однажды утром американка получила письмо, которое я воспроизвожу здесь с буквальной точностью:

Вы, конечно же, удивились тому, что я не вернулся согласно обещанию и не возвратил вам серьгу. Предпочитаю думать, что вы не беспокоились. Императрица пришла от нее в восхищение. В конце спектакля, когда я хотел вернуться к вам, один из моих друзей имел глупость взять у меня серьгу, чтобы показать знакомой девице и обещал через минуту возвратить драгоценную вещь.

Но сказанная девица не отдала обратно серьги, говоря, что та упала ей за корсаж. Прошло назначенное время, и я пошел навстречу своему другу; мне пришлось войти в ложу упомянутой девицы.

Ее поклонник сильно укорял ее, но она ничего не хотела слышать и приходила в негодование, говоря, будто он хочет ее раздеть. Она пригласила меня быть свидетелем и ехать к ней ужинать, обещая по возвращении домой отдать мне серьгу.

Признаюсь, я хотел тотчас добыть серьгу сам, но стыдливость удержала меня.

Кроме того, сказанная девица не задумалась бы устроить мне сцену. Поэтому я решил действовать путем кротости. Но вот новая история: прибыв к ней в дом, я застал женщину, которая в припадке безумия хотела выскочить в окно или застрелиться из револьвера. Мне казалось, что я брежу наяву.

А бриллиант?

Его не нашли ни в этот вечер, ни на другой, ни на третий день. Я приходил в отчаяние.

Наконец, спустя много времени, я получил от девицы Подсолнечник прилагаемую записку, которая докажет вам, что я был игрушкой самой капризной женщины.

Примите уверение в глубочайшем моем уважении.

Князь Эндерберг

Прочитав это письмо, американка, вне себя от удивления, развернула приложенную записку девицы Подсолнечник.

Дорогой князь,

Вы понимаете, что подобная мне женщина не боится угроз подобного вам князя.

Не думаете ли, что я первый раз в жизни вижу бриллианты? Я была осыпана ими с головы до ног.

Вы оскорбили меня своим подозрением, и потому я, желая вас наказать, удержала серьгу у себя. Кроме того, я знала, что этим привожу в отчаяние светскую женщину, а это значило уязвить лишний раз своего врага.

Теперь, наказав вас обоих, я обещаю сегодня вечером возвратить серьгу, которую хранила на своей груди…

Американка не дочитала письмо.

– Дерзкая! – сказала она, комкая письмо. – Повинуясь себе, я не должна бы носить больше этой серьги. Вот до чего доводят нас мужчины, встречаясь с подобными тварями.

– Утешьтесь, – говорила ей англичанка, – какое вам дело до маранья этой особы? Серьга будет вам возвращена. Что же касается до пребывания последней на груди сказанной девицы, то серьга останется такой же, какой была. Будем надеяться, что она вернется к своей подружке.

– Будем надеяться, что ее принесут мне из префектуры полиции.

– Какого вы мнения о князе Эндерберге?

– Я считаю его прелестным князем, о котором говорили много хорошего и дурного, как обо всех иностранцах и иностранках. Он вернулся в Париж, значит, его оклеветали.

Англичанка наскоро прочитала оба письма.

– Да, – сказала она, – все это очень правдоподобно. Нельзя сочинить писем вроде письма Подсолнечника.

Глава 7. Визит князя

В тот же вечер князь Эндерберг приехал к американке.

Она спала и не хотела его принять, но желание получить обратно свою серьгу взяло верх.

Князь с поклоном подал ей небольшой ящичек из саксонского фарфора, в котором лежала ее серьга, обернутая ватой.

– Наконец я добыл эту драгоценность. Мне казалось, что в течение нескольких дней я играл роль Ласуша в палерояльской комедии. Во все это время я не мог заснуть от беспокойства.

– Я, напротив, не лишилась сна, – ответила американка ласково, – и ваш звонок разбудил меня.

Американка вынула серьгу и, бросив проницательный взгляд на князя, продолжала:

– Я лишилась также другой серьги и должна бы сердиться на вас, потому что во всем виноваты вы один.

– Что это значит?

Князь, по-видимому, ничего не понимал и просил рассказать историю с другой серьгой, как будто не знал ее.

– В таком случае мой долг – возвратить вам эту серьгу, если она не отыщется; потрудитесь съездить к Моина и заменить ее другой, такой же, моя обязанность рассчитаться с этим ювелиром, с которым к тому же есть у меня счеты.

– Ни за что!

Князь настаивал:

– Подумайте, что одна улыбка ваших глаз, этих бесценных алмазов, наградит меня сторицей. А зубы! Самые лучшие в мире жемчужины.

Американка улыбнулась, чтобы лучше показать зубы и глаза.

– Вы смеетесь надо мной, князь, как еще не скажете, что мои плечи – паросский мрамор, а волосы – черное дерево.

– Я не смеюсь, потому что не скептик, а воплощенная страсть и энтузиазм. Поэтому, увидев вас, я с первой же минуты влюбился до безумия.

– Очень может быть, потому что в Париже любовь вырастает в сердце, как грибы, но ведь многие грибы ядовиты. Не говорите мне о любви, я ее боюсь. Притом я никогда не вверила бы вам своего сердца, вы потеряете его с этими девицами.

– Можете ли вы так думать обо мне? – сказал князь с выражением страсти. – Я провел бы у ваших ног всю жизнь, если бы имел право любить вас. Я приходил к вам в ложу как по приказанию императрицы, так и по приказанию своего сердца. Вы одна из тех, которых любят прежде, чем узнают.

При этих словах, старых в Европе и новых для Нового Света, американка позвонила и велела подать