Развод. Горький яд моей мести - Милана Усманова

которая могла бы их связывать. Финансовые отчеты их старых, давно закрытых фирм. Форумы по интересам: охота, рыбалка, дорогие часы. Ничего. Абсолютно ничего. Эти два человека, Громов и Тарасов, существовали в параллельных вселенных. Один – лощеный финансовый директор, семьянин, завсегдатай дорогих ресторанов. Другой – призрак из девяностых, человек без цифрового следа, чье имя всплывало лишь в криминальных хрониках пятнадцатилетней давности.

С каждым днем во мне росло и крепло отчаяние, смешанное с глухой, бессильной яростью. Я почти перестала спать, существуя на крепком кофе и адреналине. Я снова и снова прокручивала в голове их схему, ища изъян, но видела лишь собственное бессилие. Я чувствовала, как холодный расчет, который я пыталась в себе культивировать, уступает место иррациональной ненависти. Мне хотелось не просто разоблачить их. Мне хотелось причинить им боль. Такую же, какую они причинили мне. Я начала думать о том, как можно надавить на их жен, во что бы то ни стало найти компромат на их детей. Я понимала, что эти мысли уводят меня на их территорию, на темную сторону, но остановиться уже не могла.

В один из таких вечеров ко мне заехал Закревский с пакетом продуктов. Он молча посмотрел на новые, хаотичные записи на стене, на мой лихорадочный блеск в глазах, на десятки пустых чашек из-под кофе на столе.

– Так вы сгорите, Елена Викторовна, – тихо сказал он, ставя пакет на пол. – Вы воюете с огнем, пытаясь превратиться в пламя еще большего размера. Это путь в никуда.

– А какой у меня есть путь? – сорвалась я. – Я в тупике! Между ними нет ничего общего! Это стена!

Он подошел к столу, достал из своего вечного портфеля небольшую плоскую фляжку и две металлические стопки. Плеснул в обе янтарную жидкость.

– Сядьте, – приказал он. – Я расскажу вам одну историю. Про одно дело, которое я проиграл. Возможно, самое важное дело в своей жизни.

Я неохотно села. Он протянул мне стопку.

– Мне было чуть больше, чем вам сейчас. Конец девяностых. Время было дикое, воздух пах шальными деньгами и кровью. Ко мне пришел парень. Звали его Кирилл. Гений, настоящий самородок. Он в свои двадцать пять лет в подвале какого-то НИИ написал программу, которая могла перевернуть мир спутниковой навигации. Он был не от мира сего – горел идеей, верил в науку, в прогресс. А в его идею поверил другой человек. Вадим Градов. Один из тех, кто вовремя понял, что малиновые пиджаки пора менять на Brioni. Хищник, который чуял запах больших денег за километр.

Закревский сделал глоток. Его лицо стало жестким от воспоминаний.

– Градов предложил Кириллу «партнерство». Инвестиции, лабораторию, лучших людей. Кирилл был на седьмом небе от счастья. Он подписал все бумаги, не глядя, передал Градову все исходные коды, все свои наработки. А через год Градов вышвырнул его из собственной компании, обвинив в пьянстве и срыве сроков. Патент на технологию уже был оформлен на оффшорную фирму Градова. Кирилл остался ни с чем. С разбитой мечтой и повесткой в суд по иску о «нанесении ущерба деловой репутации». Тогда он и пришел ко мне.

– Я возненавидел Градова так, как не ненавидел никого в жизни, – продолжил Закревский, глядя в одну точку. – Для меня это стало личным крестовым походом. Я видел в нем воплощение всего того гнусного, что принесли с собой девяностые. Я видел в нем убийцу мечты. Я бросился в бой, как безумец. Я писал жалобы в прокуратуру, выступал на телевидении, ловил его у офиса и кричал ему в лицо, что он вор. Я сделал эту войну своей личной вендеттой.

Он замолчал, и тишина на кухне стала тяжелой.

– И я проиграл. Вчистую. Пока я брызгал слюной и сотрясал воздух, дорогие юристы Градова тихо и методично делали свою работу. Они представили суду справки от врачей о «нестабильном психическом состоянии» Кирилла. Привели «свидетелей», которые рассказывали о его «запоях». Мои эмоциональные выступления они использовали как доказательство моей предвзятости. Они превратили меня в глазах судьи из защитника в такого же сумасшедшего, как и мой клиент. Они не воевали со мной. Они просто разбирали мою позицию по кирпичику, пока она не рассыпалась.

Он допил свой коньяк.

– Кирилл этого не выдержал. Он действительно начал пить. По-настоящему. Через три года его нашли мертвым в его же квартире. Инсульт. А Градов продал его технологию американской корпорации и сейчас владеет гольф-клубами в Испании.

Я сидела, оцепенев. Эта история была не про чужое прошлое. Она была про мое будущее.

– В тот день я понял главный урок, – сказал Закревский, поднимая на меня свои уставшие, мудрые глаза. – Я проиграл, потому что я ненавидел Градова. А ненависть – это плохой навигатор. Она сужает зрение до одной точки – до объекта ненависти. Она заставляет биться лбом в стену, вместо того чтобы искать в ней скрытую дверь. Нельзя победить систему, пытаясь ее перекричать. Ее можно только взломать. Холодно, без эмоций, найдя ее уязвимость. Не нужно ненавидеть Марка Захарова. Нужно презирать ту конструкцию, которую он построил. И разбирать ее так же методично, как вы бы разбирали проект здания, приговоренного к сносу.

Он встал, чтобы уйти.

– Ваша ярость сейчас – их главный союзник. Она делает вас предсказуемой. Успокойтесь. Выспитесь. И посмотрите на свою схему на стене свежим взглядом. Не как на портреты врагов, а как на техническое задание. Ответ там есть. Вы просто ищете его не в том разделе чертежа.

Дверь за ним закрылась. Я осталась одна. Его история гудела у меня в голове. Я подошла к стене и долго смотрела на паутину своих записей. Он был прав. Я искала прямые связи, улики, компромат. Я пыталась найти грязь. А нужно было искать привычки. Паттерны. Повседневные ритуалы, в которых и прячется истина.

Я не спала и в эту ночь. Но это была другая бессонница. Не лихорадочная, а спокойная, почти медитативная. Я села за ноутбук. И начала с нуля. Я перестала искать пересечения между Громовым и Тарасовым. Я начала изучать их по отдельности, как два независимых объекта. Я открыла финансовые отчеты по корпоративным картам всего топ-менеджмента «Строй-Инновации» за последний год. Десятки страниц мелким шрифтом. Рестораны, такси, авиабилеты.

Я искала не преступление. Я искала образ жизни. Марк и его приближенные любили дорогие стейк-хаусы и модные азиатские рестораны. Громов, в отличие от них, почти не пользовался корпоративной картой для развлечений, поддерживая имидж скромного семьянина. Почти.

И тут я увидела это. Раз в месяц, иногда два, у Громова проходил