Развод. Горький яд моей мести - Милана Усманова

крупный счет из одного и того же места. Сигарный клуб «Джентльменъ». Очень дорогое, закрытое заведение в центре Москвы, куда можно было попасть только по рекомендации членов клуба. Это не вязалось с его образом. Громов не курил сигар. Я это знала точно. Значит, он встречался там с кем-то. С кем-то, ради кого он нарушал свою легенду скромника.

Сердце забилось быстрее. Я открыла поисковик и вбила «Руслан Тарасов сигарный клуб». И третья же ссылка вела на светскую хронику трехлетней давности. Статья об открытии этого самого клуба. И на одной из фотографий, на заднем плане, в компании каких-то людей, я увидела его. Тарасова. Он держал в руке толстую сигару и смеялся.

Это не было прямым доказательством. Они могли никогда там не пересекаться. Но я нашла место. Их общую территорию. Их возможное логово. Шов, соединявший два этих, казалось бы, не связанных блока.

Я посмотрела на часы. Четыре утра. Встала и подошла к окну. Ночной город догорал в предрассветной дымке. Ярость ушла. На ее месте была холодная, кристальная ясность. Я знала, каким будет мой следующий шаг.

Глава 12

Я дождалась семи утра, чтобы позвонить Закревскому. Он выслушал меня молча, не перебивая. Я рассказала про финансовые отчеты, про образ жизни Громова, про его нелюбовь к сигарам и, наконец, про клуб «Джентльменъ» и фотографию Тарасова.

– Блестяще, – в итоге выдал собеседник, его голос был полон искреннего уважения. – Просто блестяще, Елена Викторовна. Вы перестали биться о стену и нашли потайную дверь. Это меняет всё. Теперь мы знаем, где они встречаются. Это их логово. Будем готовить операцию. Мне нужно несколько дней, чтобы через своих людей выяснить график их визитов. А вы пока отдыхайте. Вы это заслужили.

Но отдохнуть мне не удалось.

Через два дня, когда я как раз анализировала план этажей клуба, пытаясь понять, где могут располагаться приватные комнаты, зазвонил мой «семейный» телефон. Тот самый кнопочный аппарат, который я использовала только для звонков родителям. Я напряглась. Это был входящий. Звонил отец.

– Папа? Что-то случилось? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

– Лена, у нас только что был Марк, – голос отца был напряженным и злым. В нем не было паники, как у мамы, но была стальная ярость инженера, обнаружившего саботаж в своей конструкции. У меня похолодело внутри.

– Что он хотел?

– Что хотел… – хмыкнул отец. – Разыгрывал спектакль. Приехал с «дружеским визитом». Привез маме ее любимые пирожные, мне бутылку дорогого виски. Спрашивал, как наше здоровье. А потом начал. Говорил, что страшно за тебя переживает. Что ты попала под дурное влияние какого-то старого, выжившего из ума адвоката, который тянет из тебя деньги и толкает на необдуманные поступки.

– Ясно, – презрительно хмыкнула я.

– Ещё говорил, что ты прячешься, не выходишь на связь. Предлагал свою «помощь». Сказал, что у него лучшие юристы, и если ты перестанешь «упрямиться», он сможет все уладить, минимизировать ущерб. Твердил, что любит тебя и хочет спасти.

– А вы что? – прошептала я.

– А я сидел и слушал этот цирк, – в голосе папы зазвенел металл. – Я смотрел в его лживо-участливые глаза и думал только об одном: как удержаться, чтобы не спустить его с лестницы. Твоя мать чуть не поверила ему, начала плакать. Пришлось увести ее в другую комнату и дать валерьянки. Я сказал ему, что мы подумаем. Он несколько раз попросил, чтобы мы на тебя «повлияли».

Я молчала, представляя эту сцену. Марк был гением манипуляции. Он не угрожал. Он предлагал помощь, перекладывая всю ответственность и вину на меня.

– Лена, он опасен, – сказал отец уже тише. – Захаров пытается настроить нас против тебя, изолировать тебя полностью. Он будет давить, чтобы мы давили на тебя. Нам нужно встретиться. Не по телефону, долгие разговоры по связи опасны. Поэтому лично.

Я понимала, что это огромный риск. За мной могли продолжать следить. Но я так же понимала, что отец прав. Это сражение я не могла проиграть.

– Хорошо. Завтра, в два часа дня. В Политехническом музее, в зале «Транспорт». Помнишь, ты водил меня туда в детстве?

– Помню, – ответил он. – Буду один.

На следующий день я снова превратилась в невидимку.

Добиралась до центра тремя видами транспорта, постоянно меняя маршруты. Политехнический музей после реконструкции был идеальным местом – огромные пространства, много людей, но при этом достаточно укромных уголков.

Я увидела папу у старого паровоза. Он постарел за эти недели. Морщины вокруг глаз стали глубже. Но стоял прямо, как всегда, заложив руки за спину.

– Здравствуй, дочка, – устало улыбнулся он, когда я подошла. Он не обнял меня, чтобы не привлекать внимания, но в его глазах я увидела всю его боль и любовь.

– Привет, пап.

Мы медленно пошли вдоль экспонатов.

– Я выслушал его, потому что хотел понять его стратегию, – начал отец. – Он не просто лжет, а создает альтернативную реальность, в которой он – жертва, а ты – заблудшая овца. Марк будет обрабатывать всех, кто нам дорог. Тебе дорог.

– Я знаю, пап. Я борюсь. Но это сложно.

– Рассказывай. Без эмоций. Как на совещании у конструктора. Какая проблема, какие ресурсы, какой план решения.

И я рассказала. Рассказала всё. Про подставу, про Ольгу, про Закревского, про его его мудрость, про Павла, про Тарасова, про сигарный клуб. Я говорила сухо, перечисляя факты. Отец слушал молча, но я видела, как от негодования у него ходят желваки на скулах.

Когда я закончила, он долго смотрел на макет первого спутника, о чём-то размышляя.

– Ясно, – наконец сказал он. – Конструкция их обороны держится на двух вещах: на лжи для публики и на страхе для соучастников. Значит, бить надо и туда, и туда. Твой адвокат все делает правильно. Но Марк допустил ошибку.

– Какую?

– Он втянул в это нас, – отец посмотрел мне прямо в глаза. – Он думал, что мы – твое слабое место. А мы станем его.

Я непонимающе вскинула брови:

– Что ты имеешь в виду?

– Я подыграю ему, – в глазах папы появился холодный блеск, который я уже раньше видела, только у Закревского. – Я позвоню ему. Скажу, что я в ужасе от твоего упрямства. Скажу, что я хочу помочь ему «вернуть тебя на путь истинный». Буду играть роль обеспокоенного отца, готового на все, чтобы спасти непутевую дочь. Стану его «союзником».

– Папа, это опасно! – ужаснулась я.

– Не опаснее, чем сидеть и ждать, пока он вас всех раздавит, – отрезал он. – Марк будет мне доверять. Поделится какой-никакой информацией, пытаясь через меня давить на тебя.