Синие бабочки - Джек Тодд

женщина с убранными назад рыжими волосами и высокий мужчина с миндалевидными зелеными глазами. Ректор называет студентов по именам, приглашает подняться на сцену и вручает первокурсникам значок, ключ от комнаты в жилом корпусе и устав академии. Ничего необычного, но я вновь и вновь ловлю на себе заинтересованный взгляд зеленоглазого мужчины. Да что с ним не так?

Или со мной? Я незаметно осматриваю свое простое черное платье – единственное приличное, что можно было надеть на церемонию посвящения, – но с ним вроде бы все в порядке. Украдкой поправляю прическу и пододвигаю стоящую на земле сумку поближе. А он все смотрит и смотрит. Едва заметно улыбается и на мгновение оттягивает ворот кофейного цвета водолазки, будто нервничает или что-то предвкушает. Понятия не имею, кто это, но он явно моложе своих коллег.

А еще он мне уже не нравится.

– Кейт Харрис, прошу, – громогласно объявляет ректор, и мимо меня на сцену проталкивается та самая девчонка с розовыми волосами.

Улыбается во весь рот и не говорит ни слова, только забирает свои вещи и машет остальным студентам, прежде чем сбежать со сцены и скрыться позади. Интересно, в уставе хоть написано, как пройти к жилому корпусу? И какой из них жилой? Выглядят абсолютно одинаково, куда ни глянь: высокие здания в готическом стиле, небольшие башенки с острыми крышами по краям и замысловатая лепнина. Не хочу даже думать, сколько денег ушло, чтобы отгрохать такие вместо нормального кампуса.

Еще несколько ребят поднимаются на сцену после Кейт – кто-то произносит благодарственную речь, а кто-то молча уходит. Черт, скорее бы уже отстреляться и завалиться спать, иначе я просто сойду с ума. И так-то с трудом помню последние дни в родном Рокфорде. Бесконечные визиты полиции после убийства отчима, слезы матери и собственный страх. Понятия не имею, кто писал мне весь этот месяц, но я не хотела бы встретиться с ним лицом к лицу. Да и не было этого. Ничего не было – ни ублюдка отчима, ни незнакомца, ни залитой кровью гостиной, ни конверта.

Только письмо из академии Белмор и экзамены, которые я с трудом сдала. Но все к лучшему, правда? Рокфорд остался далеко позади, теперь у меня впереди светлое будущее, и даже если меня выпрут из академии раньше, чем я успею ее закончить, домой я не вернусь. Мать справится без меня. Пусть снова выходит замуж, не замечает очевидного и боготворит сомнительных мужиков, с которыми лучше вообще не пересекаться, не говоря уже о том, чтобы водить их к себе домой.

– Ванда Уильямс! – наконец объявляет ректор, чем выводит меня из оцепенения. Неуклюже подхватив сумку, я медленно иду к сцене. Ноги словно налились свинцом и теперь отказываются работать как следует.

Будет жутко неловко, если я споткнусь и завалюсь у всех на глазах. Так, дыши глубже, Ванда, это явно не худшее, что с тобой случалось. И я дышу, поднимаясь на сцену, словно на эшафот. Ректор дежурно улыбается мне и протягивает значок, ключ и устав. Тонкая книжка, где наверняка написано, как себя вести, что носить и когда не вылезать из комнаты, чтобы не наткнуться на недовольного сторожа. Или кто у них тут следит за соблюдением комендантского часа?

Хотя, может, и нет тут никакого комендантского часа.

– Вот как, значит, выглядит студентка, завоевавшая уважение профессора Эллиота, – усмехается ректор и качает головой. Он что, думает, я должна была понять его шутку? Да я понятия не имею, кто такой профессор Эллиот. – У вас наверняка большое будущее, мисс Уильямс.

– Спасибо, – только и говорю я, нервно перебирая пальцами по обложке устава.

Всю свою короткую жизнь я прожила в Рокфорде, никто из моих школьных приятелей не поступил в университет: ребята либо разбежались по колледжам в Иллинойсе, либо остались в городе работать. По крайней мере те, о ком я слышала. А тут оказывается, что какой-то профессор Эллиот меня уважает. Сомневаюсь, что у матери или ее сестры есть знакомые в престижной калифорнийской академии. Тем более в Белморе.

Где Лига плюща, а где наша семья, в самом-то деле.

Но я не задаю лишних вопросов, лишь осторожно киваю и прохожу к другому краю сцены, чтобы спуститься и двинуть к жилому корпусу. И самое страшное в этом – пройти мимо молодого мужчины с зелеными глазами. Пара прядей небрежно зализанных назад платиновых волос спадают ему на лицо, а взгляд будто бы забирается прямиком под кожу, того и гляди пронзит насквозь, как иголка. Любая девчонка на моем месте, зуб даю, сказала бы, что он красивый, а у меня от него мурашки по коже.

Что-то не так. И глаз с меня он так и не сводит. Не сводит, когда я спускаюсь и закидываю сумку на плечо, плюнув на приличия и желание казаться если не красивой, то хотя бы манерной. Не сводит, когда меня окликает какой-то парень. Не сводит, когда на сцену вызывают другую студентку.

Да что тебе надо?!

– Эй, Уильямс! – кричит широкоплечий темноволосый парень едва ли старше меня. Черт, до того задумалась, что его даже не заметила. – Долго тебя еще звать? Или Тварь тебе уже все объяснил и жилой корпус и свою комнату сама найдешь?

Так я и застываю на углу, будучи не в силах понять, о чем он говорит. Какая Тварь? Но теперь хотя бы ясно, как первокурсники ориентируются в этих одинаковых трехэтажных зданиях. Несколько раз глубоко вдохнув, я натягиваю на лицо улыбку и надеюсь, что та не выглядит как оскал. Нормально улыбаться я разучилась еще пару лет назад.

– Понятия не имею, что за Тварь, но я бы не отказалась хотя бы от направления. Какое из трех зданий – жилой корпус?

– Ах, ну конечно же, – закатывает глаза парень и фыркает. – Для тебя он все еще профессор Эллиот. И если он тебя рекомендовал, то им и останется. Не представляю, что нужно сделать, чтобы заслужить рекомендацию такого урода. Ты с ним спишь, что ли?

Интересно, если я в первый же день устрою драку, как быстро ректор укажет мне на дверь? Или на вон те пафосные кованые ворота, едва виднеющиеся за бескрайним зеленым газоном. Потому что мне хочется как следует стукнуть этого парня тяжеленной сумкой. Я же смогу, правда? После всего… Нет, забудь, Ванда. Не тащи это дерьмо за собой в новую жизнь.

Этого не было.

– За языком следи, – бросаю я хмуро и всякие остатки улыбки стираются с губ. – Я твоего профессора Эллиота в глаза не видела, а