Хризолит и Бирюза - Мария Озера

Я закрыла глаза, и на миг показалось, что все стены, все запреты рушатся. Его дыхание жгло, поцелуй был глубоким, как признание в том, чего мы оба боялись. За окнами металась буря, но в этой тесной тишине царила зыбкая гармония.

Он отстранился. В его глазах вспыхнула искра — слишком яркая, слишком опасная. Я поняла: после этого шага дороги назад не будет. Мы связаны, и неважно, что эта связь может нас же и погубить.

— У меня есть для тебя подарок, — его голос был низким, хриплым, почти запретным. Его ладонь скользнула к моей талии, и дыхание коснулось шеи. Я дрогнула, словно от удара. Сердце рвалось наружу, а в горле защипало от внезапных слёз.

— Какой подарок? — спросила я, стараясь сохранить невозмутимость. Он отпустил меня на расстояние вытянутой руки и улыбнулся. В его глазах светилось что-то особенное, и я знала, что он готовился к этому моменту долго.

Он протянул мне маленькую коробочку, завернутую в мягкую атласную ткань. Я осторожно приоткрыла её и увидела тонкое кольцо из белого золота с маленькими аккуратными драгоценными камушками голубого цвета.

— Это символ наших моментов вместе, — произнес он, — каждый миг, проведённый с тобой, я считаю подарком.

Я нежно приподняла кольцо, ощущая его прохладу на кончиках пальцев.

— Я хочу, — продолжал он, устремив на меня взгляд, полный ожидания, — чтобы каждый раз, когда ты смотришь на это кольцо, ты вспоминала о нас и знала, что ты для меня важна.

Я улыбнулась, отстранив слёзы счастья, и слегка приобняла его. Его плечо казалось надёжным, как крепость, и в тот миг мне хотелось спрятаться от всего мира именно там. Однако, я всё ещё не понимала, как расценивать этот подарок. С одной стороны, сердце трепетало, как у девочки, впервые услышившей признание, с другой — внутри поселилось странное беспокойство, будто невидимая тень нависла над нашими отношениями.

— Пора идти, Офелия, — неожиданно холодно произнёс Нивар, мягко, но настойчиво высвобождая себя из моих рук. — Я надеюсь, ты осчастливишь меня, надев это кольцо сегодня.

В его голосе прозвучала нота не просьбы, а приказа. Я хотела возразить, но слова застряли в горле. Он резко развернулся и направился к двери, будто спешил убежать от чего-то, что могло разорвать его изнутри.

Но на полпути он остановился. Его пальцы дрогнули на дверной ручке, словно он боролся с самим собой, а затем он стремительно вернулся. Три быстрых шага — и он снова передо мной. Его руки решительно обхватили моё лицо.

Поцелуй был совсем иным, чем я ожидала: не властным и не требовательным, а таким нежным, что мне показалось — он боится сломать меня. В нём звучала скрытая боль, отголосок какой-то тайны, и одновременно — трепещущая забота. Я замерла, не смея пошевелиться, потому что это прикосновение было сродни признанию в том, чего нельзя было сказать вслух.

В сердце закралось волнение, словно приливные волны накатывались одна за другой, оставляя меня без сил. Его глаза, когда он отстранился, горели искрами — не только страсти, но и тоски.

— Ты даже не знаешь… — тихо сказал он, почти шепотом. — Ты не знаешь, насколько давно я принадлежу тебе.

Я растерянно замерла, ощущая, как его пальцы скользнули по моему виску, будто он хотел запомнить каждую линию моего лица.

— Что ты имеешь в виду? — вырвалось у меня.

Он чуть улыбнулся, но улыбка вышла болезненной, как порез.

— Пусть будет так, — ответил он, мягко коснувшись моего лба своим. — Иногда лучше не знать.

В его голосе звучала странная смесь признания и прощания, и от этого у меня похолодели пальцы. Я не понимала, что именно скрывается за его словами, но чувствовала, как будто все время существовала лишь для этого момента.

Глава LIV

Бальный зал, словно волшебный мир, наполнился сиянием кристальных подвесок, которые изящно сверкали в лучах света. Эти хрупкие, изысканные изделия, отражая и преломляя лучи, создавали иллюзию звёздного неба, раскинувшегося над головами гостей. Подвески, закреплённые на высоких потолках, едва заметно покачивались от лёгкого дуновения зимнего ветерка, придавая всей картине ощущение невесомой сказки и праздничного волшебства.

Стены, украшенные нежными гирляндами из зелени елей и золотых лент, создавали ощущение торжественной интимности. Каждый уголок зала был продуман до мелочей: большие красивые окна обрамляли искристые занавеси, позволяя лунному свету проникать внутрь и добавлять магии. Нежные ароматы хвои и корицы наполняли воздух, создавая уютную и праздничную атмосферу.

По краю зала разместили изящный новогодний стол, украшенный цветами и свечами, которые мягко мерцали, дополняя блеск кристаллов. Каждое приглашение на праздник стало не просто билетом, а обещанием волшебного вечера, где радость и ожидание слились воедино. И в этот момент все присутствующие забывали о повседневной суете, погружаясь в атмосферу настоящего чуда.

Новогодняя ель была невообразимо высокой, устремляясь в самое сердце зимнего «неба», словно живая икона новогоднего волшебства. Ее ветви, усыпанные яркими огнями и сверкающими игрушками, излучали тепло, а гулкие звуки смеха и веселых разговоров заполнили вечерний воздух.

Снежные хлопья за окном медленно падали с неба, укрывая землю пушистым белым покрывалом, подчеркивая красоту этого магического момента.

Каждый год традиции повторялись, но магия оставалась новой. Люди приносили с собой свои сокровенные надежды и мечты, привязывая их ленточками к ветвям ели.

Прошлый Новый год мы праздновали с Кристой в Нижнем городе, отплясывая на центральной площади перед ратушей под музыку уличных музыкантов. Помню, как праздничные огни сверкали вокруг и мы чувствовали себя частью чего-то большего, когда другие горожане присоединялись к нашему танцу, создавая импровизированный круг вокруг нас.

Сейчас всё казалось непривычным. Находиться на таком масштабном мероприятии в императорском дворце, в окружении высокопоставленных гостей и роскошных нарядов, было непросто. Вокруг мерцали драгоценности, каждый шаг отзывался эхом шепота и тихих разговоров — словно я шла по светскому лоскутному одеялу. Я старалась не теряться в этом великолепии, но внутри всё ещё жила та радость улиц Нижнего города. Образ Кристы, танцующей со мной на площади, не покидал мою память: она была для меня воплощением свободы, лёгкости и счастья.

Сердце сжималось от воспоминаний о ней. Я пыталась отмахнуться от картин почти двухмесячной давности, но пустота, оставшаяся после её смерти, только увеличивалась, делая притворство невозможным. И вряд ли что-то когда-нибудь сможет её заполнить.

Криста умела находить радость в простых вещах: чашка чая в утреннем свете, прогулка по парку, где цветы распускались, будто