Чужими мы (не) стали - Ольга Рог

Бывшая жена бывшего начальника части, которая самопровозгласила себя близкой подругой вдовы, закивала. Она утирала платочком совершенно сухие глаза и вставляла после каждой сторонней реплики: «Да, как же это? Молодой совсем. Так рано ушел». Театрально прижимала пухлую руку к большой груди. Тяжко вздыхала.

Маша и Нияз переглянулись, одновременно поняв, что пора где-то уединиться и поговорить. После подачи горячего, которое разносили нанятые Буровым из ресторана люди, кто-то взял отцовскую гитару и терзал струны грустной песней.

Пьяные слезы. Хруст соленых огурцов от хозяйки, слава которых гуляла много лет Но, рецепт был передан только дочке по наследству.

Мария первая встала, подхватив пустой стеклянный кувшин из-под клюквенного морса. Откинула волосы за плечо, заплетенные в тугую косу. И ни на кого не глядя, отправилась на кухню... Где и так было тесно. Чужие люди толклись с посудой у мойки и у плиты. Буров организовал поминальный обед, чтобы Нина не утруждалась. Она, как ни удивительно, согласилась.

Маша, почесав рыжую макушку, думала: «Куда бы податься, чтобы никто не мешал?»

Массивное фигура Нияза показалась в проходе. Он тряхнул пачкой сигарет. Показывая, что собрался выйти на улицу покурить. Его рыжая сообщница махнула ресницами, согласившись на данный вариант.

Хлопнула входная дверь. Ей вручили наполненный кувшин с новым морсом. Мария решила по-быстрому поставить на стол и..

У нее чуть посудина из рук не выпала! Мама... Ее интеллигентная, воспитанная мама, схватив за волосы толстую «подружку» била ее головой об стол и рычала львицей, таким голосом, аж мурашки по телу поползли:

— Ты что, тварь. Думала, я совсем дура? Думала, не узнаю кто за всем стоит?

— А-а-а! Помоги-и-ите! — вопила, открыв большой рот экс-генеральша. — Она с ума сошла! Помогите-е-е!

Раздался утробный звук, словно кто-то блюет.

Остальные гости, состоявшие из мужчин, замерли, не смея им мешать. Когда еще такое увидишь? Внукам можно пересказывать, как две авторитетные бабы сцепились. Да, и не любили они Катьку... Скользкая и опасная тетка. Звание генерала можно было ей выдать, а не мужу. Как удалось бывшему начальнику части с ней развестись? Прямо медаль за такой подвиг выдать нужно. Катерина по головам шла, чтобы добиться своего. И черт возьми, на тебе! Нашлась на нее управа.

— Нина Ивановна, может не надо? — кто-то робко произнес и притих.

Противный звук гитарных струн, словно по ним напильником дернули. До зубной боли. Бывшие сослуживцы переговаривались. Прозвучало: «Где Нияз?». С края стола попадала посуда, когда воительницы дернули скатерть.

Возня. Крики. Отборный мат из уст генеральши.

— Отпусти, сука! Да, я тебя знаешь, что сделаю? — отбивалась Екатерина, как могла с перекошенным красным лицом.

Битва перешла в критическую фазу. Голубева повалила Катьку на пол и лупила руками и ногами, не разбирая куда бъет. Удивительно, что весовые категории не равны. Но, видать в Нине было столько адреналиновой праведной злости, что десятерым не занимать. Только улучив момент, полная коротышка изловчилась и пнула соперницу в живот. Нина отлетела в сторону как кегля, снеся стул.

— Сделайте, что-нибудь — не выдержали чьи-то нервы и мужики, немного протрезвев, решили растащить женщин.

Мария. выйдя из ступора, подобралась первой. В два скачка, оказалась рядом с Екатериной. Выплеснула прямо на генеральшу весь ледяной морс. Сверху посыпались остатки ягод.

«М-м-бурав» — выдала непонятное генеральша, напоминая сейчас жирную гусеницу, что хотела отползти под стол.

— Какого хрена происходит? — Буров явился под конец разборок.

Его темные глаза ошарашенно смотрели на разгром. На обтекающую и воющую Катьку в раскорячке на полу. Нину, сидящую в нелепой позе и ухмыляющуюся странной кривой улыбочкой, не сводящую с пухлой гостьи глаз. Глаз, полных запредельной ненависти.

23.

В этой истории было слишком много слоев. Пока был жив Голубев, он говорил Ниязу не соваться, сам разберется, сам все утрясет. Не мужик что ли? Только после его смерти, Буров стал распутывать клубок, где, казалось бы, концов не найти.

Слишком все завернуто, переплетено очень ловко. Разгуляевой подобное в одиночку просто не провернуть.

Письма подтвердили его догадку. У Вальки был почерк, рваный, как курица лапой.

Она умудрялась делать пять ошибок в слове из пяти букв. И тут вдруг: «Дорогой мой, Ростенька..». Тьфу ты, бля. Но, настолько искренне все написано, выстрадано, что закралось у Нияза подозрение, что женщина, писавшее сии «петиции» была действительно влюблена в Роську, как кошка блудливая его хотела.

Пока по его указанию в кадровых архивах рылся его человек, Ростислав вспоминал.

Составил целый список кандидаток, что были рядом на тот момент. Зачеркивал и злился, что в глаза бросалось имя, которое пришло на ум сразу, без запинки. Жена командира части положила на Голубева глаз.

Катька, что умела слушать, подбираться к людям близко, прикидываясь хорошенькой. Сама создавала другим проблемы, и сама их решала, оставляя дураков в должниках. Поговаривали, что ее даже муженек опасался. Ехидна настолько хитра, что не знаешь в каком месте выскочит, если перейдешь ей дорогу.

Тех, кто не поддавался ее манипуляциям можно было по пальцам пересчитать.

Вспомнилась небольшая вечеринка по поводу Дня офицеров. Небольшой клуб, пропахший сыростью и старыми тряпками, называемыми костюмами, гниющими в коробках. Скрипучий деревянный пол. Танцы под «Белые розы» и тусклый прожектор в паутине. Смех подвыпивших гвардейцев. Женщины принарядились в свои лучшие наряды и сбились в пеструю стайку, чтобы посекретничать. Лукавые взгляды, ожидающие приглашения на «медляк».

— Смотри, Голубев, Катька на тебя глаз положила, — Нияз лениво цедил почти что настоящий «армянский коньяк», который гнала супруга старшины из еловых шишек.

Он заметил нездоровое внимание к другу... Как Катерина начинает кокетничать, громко говорить в присутствии Роста. За столом чуть не упала на него, потянувшись за салатом «Оливье». Завистливый блеск в маленьких поросячьих глазках в сторону Нины. Блеск к чужому, налаженному благополучию.

Льстивые речи: «Нин, у твоего-то такие руки, что можно гвозди забивать. Синяков не оставляет?»

Воспитанная Нина покраснела и не нашлась, что ответить.

— Да пошла она, — пьяненько фыркнул Ростислав, качнувшись на ногах со стаканом «коньяка» в руке. — Я жену свою люблю, Нину. Она мой главный «актив», опора и отрада. Жирная пусть катится нахрен.

Только сейчас пришла мысль, что Катька могла и подслушать их нетрезвый треп.

Затаиться. А как еще побольнее ударить? Только обличив честного мужика, который дорожит семьей непременно в чем-то грязном, постыдном. В измене.

Остальное додумать можно. Сопоставить