Кармен. Комсомол-сюита - Зоя Орлова

На следующий вечер я по-честному собиралась в кино. Я не знала, какой фильм будет, и меня это волновало меньше всего, потому что это было неважно. А важно было понять, как одеться. Если это просто часть культмассовой работы, значит в кино придут еще люди с завода, будет много знакомых. А если это… мне не хотелось даже мысленно это произносить… А если это от тайного поклонника? Что, если это Николай Петрович подсуетился? Вот уж совсем не хотелось бы. Я категорически против любого флирта с женатыми взрослыми дядьками. Ни за что.

Эта мысль заставила нервничать. Можно, конечно, просто никуда не ходить, но почему же нет? Вот билеты, абонемент на весь месяц, мне они не стоили ни копейки, и за что же, спрашивается, я должна себя наказывать отказом от бесплатного кино? Только за то, что кино мне, возможно, обеспечил чей-то неверный муж? А если он тут ни при чем? В общем, я разнервничалась, но продолжала обдумывать, в чем пойти.

А что если так: чтобы не возникало даже намека на флирт с моей стороны, я специально оденусь как пацанка, никакой косметики и волосы дикой копной, как упали, так пусть и болтаются. Сказано — сделано. Джинсы, любимая растянутая футболка с самодельным трафаретом портрета Че Гевары, синие с белой окантовкой вьетнамские полукеды и любимое джинсовое пальто, для него сейчас самая подходящая погода. И ни в коем случае не причесываться.

В таком виде я вошла в зал кинотеатра и начала высматривать свое место. Ряды темно-коричневых эбонитовых кресел, пол под наклоном в сторону экрана, а по обе стороны от белого полотна, за тяжелыми бархатными шторами, двери на улицу. Мое место оказалось в самом последнем ряду, наверху. Это что, «места для поцелуев»? Какого Диккенса? Я прошла к своему креслу, опустила холодное твердое сиденье, устроилась и стала наблюдать за другими людьми в зале.

Народу набиралось не слишком много, примерно треть кресел оказалась не занятой. То ли фильм неинтересный, то ли людям не хотелось идти в кино на самый поздний сеанс, в десять-двадцать, посреди рабочей недели. По обе стороны от меня ряд темнел пустыми сиденьями. Наконец, свет в зале плавно угас, ожил экран, побежали черно-белые кадры киножурнала «Хроника дня». Я еще повертела головой, но рядом никто не появился. Мысленно махнув рукой, вытянулась вперед, сложила локти на спинке кресла в переднем ряду и оперлась на них подбородком.

Я не увидела, а почувствовала, как слегка качнулся подо мной ряд кресел, когда на место справа кто-то тихо опустился. Я не шелохнулась, ждала, когда пришелец сам заговорит. Прошло несколько минут, меня жгло любопытство. На экране начался фильм. И тут наконец я услышала негромкое:

— Привет.

Я смотрела на экран и никак не реагировала. Сосед, так же, как я, сложил руки на спинку впереди стоящего кресла и точно так же оперся подбородком.

— Про что кино? — спросил он.

Я наконец повернула голову и уперлась взглядом в синие глазищи. Леха!

— Про квартальный план, который горит, — ответила я безразличным тоном и снова уставилась на экран.

— На злобу дня, значит, — заметил он и замолк.

Разговор не клеился.

А я вдруг почувствовала, что не могу больше сидеть в этой расслабленной, вытянутой позе, что начинает болеть спина, а сиденье жутко твердое и неудобное, и звук в зале слишком громкий. Мне захотелось встать и уйти.

— По-моему, муть какая-то, — сказал вдруг Алексей. — Будешь дальше смотреть или пойдем отсюда?

Я молча встала и пошла к выходу в низу зала. Он тоже поднялся и двинулся за мной. Как только мы дошли до бархатной, пыльной шторы, Леха шагнул вперед и открыл одну створку двери, пропуская меня на улицу.

Кругом было тихо, в дремлющих домах изредка светились неспящие окна, задернутые цветными шторами или короткими, на пол-окна, занавесочками. Прохожих почти не было, середина рабочей недели все ж таки. Воздух сладко пах нагретыми за день листьями тополей и лип.

— Куда идем? — спросил Алексей.

— К переправе, — ответила я, — вполне успеваю на последний паром.

— К переправе так к переправе, — согласился мой провожатый.

Значит это он презентовал мне абонемент в кино. Что ж, неплохо. По крайней мере, кино я люблю и от такого подарка не откажусь.

Я наконец увидела его лицо, разглядела в свете уличных фонарей густые темно-русые волосы, упругие пряди челки, упавшие на лоб, правильные черты красивого лица, черные брови над синими глазами, четко очерченный рот. Твою ж канифоль в маслопровод! Вылитый Ален Делон и Николай Петрович с молокозавода в одном флаконе. У меня аж дыхание перехватило. Но, ясен пень, виду я не подала.

— Про кино сам додумался или кто умный подсказал? — спросила я с ехидцей.

— Ну… на танцы ты больше не приходишь. Пришлось поломать голову. А что, не угадал?

— Увы, мон шер… Угадал. — Я состроила страдательную физиономию.

— Сэ манифик, — отозвался Леха и довольно улыбнулся.

— Слушай, чувак, — начала я, чувствуя, как закипает внутри злость, — я все понимаю, ты тут первый парень на деревне и все телочки твои, но… не надо делать вид, что знаешь иностранные языки. Я понимаю, на местных девчат это производит сильное впечатление, но со мной не надо.

— Почему?

Он совсем не смутился. Мне показалось, что наоборот, Лехе стало жутко интересно.

— По кочану! Потому что мне так и хочется ответить тебе на французском или на испанском, но ты же не поймешь ни черта и заткнешься в растерянности, и это будет так противно… — выпалила я, сама себе удивляясь. — А такому парню не пристало выглядеть придурком.

Надо было видеть его физиономию! Леха помолчал и осторожно проговорил:

— Понял. Больше не буду. — Он быстро пришел в себя и спросил примирительно, — А ты и вправду шпрехаешь на французском и на испанском?

— Сомневаешься?

— Уже нет, — поспешно ответил он и замахал руками. — А какие фильмы любишь? Небось Феллини? От него все образованные барышни пищат.

Тут я поняла, что шагаю, как солдат по плацу, жестко печатая белыми подошвами полукедов по трещинам в асфальте. И моська у меня, видимо, была очень серьезная, суровая. Да что я,