Монетка для Элли - Валерия Аристова

— У тебя перьев уже на десять шляпок, — смеялась Элли.

— Значит, сделаю десять!

К вечеру все уставали так, что падали, ни в силах пошевелиться. Генри выставлял посты, но, как и обещал человек-змей из его сна, ночью их никто не тревожил. Даже обезьянки разбегались, птицы умолкали, и наступала гнетущая тишина, заставляющая их и самих замолкать.

Вечером пятого дня пути вышли на поляну, где кругом стояли хижины, сплетенные, как обычно плетут корзины. Путешественники остановились, а из хижин повыскакивали люди, чернокожие, одетые в набедренные повязки из шкур, подобных той, что на плечах нес старый матрос. Женщины с обнаженной грудью прятались за спинами мужчин. Детишки жались к женщинам. Наконец все разом заговорили, мужчины выступили вперед, и попытались выяснить, кто к ним пожаловал. Белые люди явно не были частыми гостями в этих местах, и казались местным жителям героями сказок. И хорошо, если не врагами, подумал Генри.

Попытка договориться хоть на одном известном языке провалилась с самого начала, когда из толпы выступил человек, понимавший португальские слова. Он пытался выяснить, что нужно незнакомцам, а старый матрос, знавший немного португальский, пытался переводить обе стороны. В итоге гостей отвели в отдельную хижину, накормили странными блюдами из местных же птиц и похожим на резину хлебом. Анджеле хлеб показался прекрасным. Она не видела его пять дней, и ела и ела, будто в последний раз.

Когда же путешественники наелись и улеглись на циновки, счастливые, что спать будут под крышей над головой, в их домик вошел переводчик, и долго что-то объяснял старому матросу.

— Они предлагают своих женщин в обмен на наших на эту ночь, — наконец сказал он, и Генри побледнел.

— Скажи, что наши женщины не для утех. Это — жены вождя.

Матрос пытался перевести, и непонятно было, что понял переводчик, только он удалился весьма недовольный, а вскоре в дом пришли несколько женщин.

— Вот не хватало счастья, — Генри поднялся с циновки, не зная, что ему делать.

Взгляды матросов говорили, что они не против порезвиться с негритяночками, да и сам он был бы не против, если бы не насмешливый взгляд Элли. Он охладил пыл молодого человека, и в голове его быстро прояснилось.

— Если мы возьмем их женщин, они возьмут наших, — сказал он.

— Но и отказаться как-то невежливо, — проговорил молодой матрос, пожирая девушек глазами.

Девушки принялись танцевать, напевая сами себе какие-то дикие мотивы, сверкая белыми глазами и зубами в свете лучины. Танец все убыстрялся, обнаженные тела мерцали в полутьме, возбуждая давно изголодавшихся по женскому телу мужчин.

Наконец матросы поднялись и вышли из палатки, увлекая за собой двух девушек. Те пытались сопротивляться, но их просто выволокли на улицу. Оставшиеся две красотки продолжали танцевать перед Генри и девушками, сидевшими с раскрытыми ртами. Анджела была в восторге от их танца, и то и дело хлопала в ладоши, сама порываясь вскочить и пуститься в пляс. Элли крепко держала ее за руку, наблюдая за поведением Генри.

У Генри от желания последовать за матросами сводило челюсть. Наконец он не выдержал, и выставил обеих танцовщиц из хижины, зло приказав Анджеле и Элли ложиться спать.

— Друзья наши скоро придут, — сказал он, и тоже лег.

Образы танцовщиц сводили его с ума, стоило ему только закрыть глаза. Они мелькали перед ним обнаженными грудями, обнаженными ягодицами, чуть скрытыми легкими юбочками из ярких перьев, которые как капли цвета смотрелись на их темной коже.

— Да-да, искушение… — вдруг проговорил мелькнувший перед глазами серебряный змей, — а ты не поддался…

Генри вскочил, раскрыв глаза и уставившись во тьму. Элли и Анджела спали, положив под головы маленькие подушечки. В доме было пусто. Но от холодного шелеста змеиной чешуи все желание его мгновенно исчезло. Ужас пронзил все тело, и в голове четко отразилась одна мысль.

— Бежим!

Старый матрос откинул циновку, закрывавшую дверь. Он схватил ружье и обернулся к кому-то снаружи. Послышались крики, шум, гам, и стало ясно, что они снова во что-то влипли.

Генри вскочил, и девушки тоже повскакивали со своих мест. Анджела держала в руках подушку, будто не желала расставаться с ней.

— Режьте прутья и выходите с другой стороны, — сказал старик, — и быстрее.

Прутья были крепкие, и резались с огромным трудом. Генри поранил руки, но проделал отверстие в стене, выбравшись первым и помогая выйти девушкам.

Хижина стояла прямо у леса, и они тихо пробрались в заросли. Генри, пытавшийся понять, что происходит, окликнул старика. Тот нажал на курок, стреляя в воздух, и тут Генри увидел, как в рассыпную бросились черные люди от входа в их хижину. Матрос вошел в хижину спокойным шагом, собрал вещи, и вылез в отверстие, присоединившись к остальным.

— А второй… — начала Анджела.

— Убит.

Больше слов сказано не было. Тенями они исчезали в полной тьме деревьев, которые на этот раз были им друзьями, а не врагами. Люди вокруг хижин что-то кричали, но голоса их становились все тише.

— Когда мы отказались менять своих женщин на их, нас попытались убить. Френка убили первым, пока возились с ним, я сбежал. Мы по их обычаям должны были отдать женщин вождю на одну ночь, — пояснил матрос, когда они отошли достаточно далеко.

— Если нас будут преследовать, то быстро нагонят, — проговорил Генри, которому были мало интересны объяснения, он думал только о том, что теперь делать, — эти знают лес, как я — свой дом.

Матрос закивал.

— Ночью они не сунутся в лес. Поэтому нам надо уйти как можно дальше.

…

Спасительный лес закончился неожиданно быстро, оказавшись перелеском между деревней и широкими альпийскими лугами.

Местность поднималась вверх, и в свете луны вдали маячили округлые горные вершины, как два призрака. Стали появляться валуны и скалы, которые путники обходили, иногда делая большой крюк. Их поредевший отряд двигался со всей возможной скоростью, и на рассвете, измученные и совершенно вымотанные люди оказались прямо перед пропастью.

Дороги дальше не было. С одной стороны стояла отвесная стена скалы, с другой — та самая пропасть, конца и края которой не было видно. Она терялась где-то вдали, в утреннем тумане, поднимавшемся от реки, неспешно текущей где-то внизу.

— И что теперь делать? — Анджела смотрела вниз, и голова ее кружилась от высоты.

Больше всего хотелось прыгнуть в пропасть и заснуть навсегда. Еле держась на ногах, девушка закрыла лицо руками.

— Нас убьют, да?

Генри молчал, проклиная дикарей, похотливых матросов и безумные обычаи.

Вдали раздался шум. Генри обернулся, и понял, что их действительно убьют. Мужчины племени шли толпой, никуда не спеша, вынырнув откуда-то из скал. Копья они держали на плече, чтобы было удобнее нести.

— И съедят, — сказала Элли.

Она прислонилась к скале спиной и закрыла глаза. Губы ее шептали что-то, подобное молитве. Потом она резко повернулась лицом к скале, положила на камень руки. Грудь ее вздымалась, и она показалась Генри вдруг такой красивой, что у него защемило сердце.

— Дети мои, ваша тропа тут! — услышали они надломленный старческий голос.

Французские слова удивительно прозвучали в этой местности, затерянной на краю земли. Путешественники резко обернулись и увидели старика в одеждах францисканца. Серая выцветшая на солнце ряса, кое-где заплатанная, подвязанная простой бечевой, седые длинные волосы. Тонкое, чисто выбритое лицо, глубоко посаженные темные глаза. Генри замер, не веря, что такое может быть.

Старик развернулся и без лишних слов отправился вдоль скалы по берегу ручья.

Дорога, если это так можно было назвать, быстро превратилась в карниз, и только страх мог гнать людей по этой нависавшей над бездной тропе. Шедшая первой за стариком Элли вскоре увидела за поворотом скалы навесной мост. Губы ее дрогнули в улыбке, но она никому ничего не сказала. Генри уловил эту улыбку, адресованную совсем не ему. Он так редко видел, как Элли улыбается, что улыбка дала ему надежду.

Первым ступил на качающуюся конструкцию старик-монах. Он перешел пропасть, развезшуюся под его ногами, твердым шагом, держась рукой за поручень скорее по привычке. Элли поспешила за ним. Она пробежала по качающемуся мостику, и обернулась, ожидая остальных. Генри быстро прошел за ней, не смотря под ноги, и вцепившись в поручни. Сердце его