От любви не умирают - Валентина Николаевна Кадетова

— Не говори глупостей! — не на шутку разозлился я. — Сейчас же марш домой! И чтобы я тебя здесь больше не видел!

— Ах, так?! Тогда смотрите!

Она выхватила из сумки пластмассовую коробочку, высыпала всё её содержимое в ладонь и поднесла её ко рту.

Я ударил её по руке. Мелкие жёлтые шарики рассыпались по полу. Порченко всхлипнула:

— Ну почему Вы не хотите меня понять? Я люблю Вас и больше никогда никого не смогу так полюбить! Я жить без Вас не могу! И не хочу! Понятно Вам?! Вот только попробуйте мне запретить приходить к Вам на занятия! Пожалеете!

«Пожалеете!» — протяжным эхом отозвалось в моей памяти, и перед глазами встало лицо Жени Светловой, самой первой и, наверное, самой сильной моей любви. На мгновение ожила и боль, боль от Жениного «больше никогда не хочу тебя видеть». Боли от выстрела я не почувствовал. Не успел почувствовать… Пришёл в себя только в больничной палате.

— Ну, паренёк, ты, видать, в рубашке родился, — сказал мне врач и показал извлечённую из тела пулю.

Будь я в то время совершеннолетним, меня ещё и судили бы: ведь пистолет, из которого пытался застрелиться, я сделал сам, сразу же после того как меня исключили из комсомола и все мои друзья и знакомые отвернулись от «антисоветчика и шпиона Вардомацкого». Возможно, я не решился бы на тот ужасный поступок, если бы среди ВСЕХ не оказалась и Женя. Без неё мир рушился окончательно. Оставалось только умереть. Умереть, чтобы она поняла и ПОЖАЛЕЛА.

Много лет прошло с той поры. Недавно я встретил Женю Светлову, точнее, уже давно не Светлову, а Халецкую. Встретил, и ни одна жилочка во мне не дрогнула. Даже странным сейчас казалось, что из-за этой очень даже обыкновенной женщины я когда-то готов был лишить себя жизни. Но это казалось странным сейчас. А тогда мне, шестнадцатилетнему Вите Вардомацкому, пусть бы кто посмел сказать то, что было для всех очевидным: Женя Светлова вовсе не красивая, даже не симпатичная, а к тому же и примитивная и не по годам расчётливая особа! И разве бы я поверил тогда, что именно Женя передала мою тетрадку с «крамолой» в ТЕ органы?! Женя, самая прекрасная, самая чистая девушка на свете и — предательство?!

Всё это пронеслось в моей памяти за какие-то считанные мгновения. Я внимательно посмотрел в Еленины глаза, полные ожидания, и миролюбиво произнёс:

— Успокойся, пожалуйста. Никто не собирается тебя выгонять. Ходи, занимайся, заканчивай школу. А когда повзрослеешь, тогда и подумаем, как нам с тобой быть. Хорошо?

Она радостно заулыбалась:

— Виктор Павлович! Я буду любить, и ждать Вас сколько угодно!

* * *

Порченко выскочила из кабинета и мгновенно очутилась на улице. Она долго ещё не могла стереть с лица довольную улыбку. Всё получилось по высшему разряду! Он поверил в то, что она действительно хотела отравиться! Ага, не такая она дура! В коробочке была обычная аскорбинка! Но как же он испугался! А как переживал насчёт её предполагаемого замужества! Нет, не зря говорят, что все поэты чудаковатые и наивные, как дети. Тем легче Елене будет добиться своего. А в том, что у них с Вардомацким такая большая разница в возрасте, есть особый шик. Среди артистов и писателей таких пар сколько угодно. Так почему бы Елене и не стать юной музой поэта? Сначала музой. Ну а потом, возможно, и женой. Она закрыла глаза и представила, как она, нарядная, с красиво уложенными волосами — а волосы у неё густые и пушистые, — всюду появляется рядом с Вардомацким и все завистливо глядят им вслед… Надоела ей эта жизнь. Хватит спонсировать мамашины потребности. Тех денег, которые мать за два года имела от «трудов» Елены, хватило бы не только на трёхкомнатную квартиру, но и на хорошую иномарку, а мамаша только двушку в полуразвалившейся «хрущёвке» купила. А всё водочка! Если бы не эта сорокоградусная мамашина подружка, то и отец бы не ушёл, и Тася бы в семнадцать лет навсегда из дому не убежала бы. Сестра решила, что лучше скитаться по общежитиям, чем предложенным мамашей ремеслом заниматься. А вот она, «младшенькая», не посмела перечить матери. Но всё! Пора устраивать свою жизнь.

Когда за обрадованной Порченко закрылась дверь, недоброе предчувствие кольнуло Виктора, но он постарался успокоить себя: нет-нет, он всё сделал правильно. Ну запретил бы он ей приходить, а она вдруг и вправду глупость какую сотворила бы? Только вот сейчас что с этой «любовью» делать? И тут Виктор неожиданно поймал себя на мысли, что признание этой в общем-то некрасивой девочки льстит его самолюбию.

А что, разве много найдётся среди его сверстников таких, которые могли бы похвалиться, что в них влюбляются такие молоденькие девочки? То-то! Значит, он, Виктор, ещё очень и очень даже ничего! Хотя, что тут питать иллюзии? Не в него эта девочка влюбилась, а, скорее всего, в героя его стихов. Ведь многие читатели путают литературного героя с автором. Вот и эта глупышка небось начиталась его стихов и решила, что Виктор и есть герой, святой и безупречный. Ничего. Это возраст у неё такой. Надо надеяться, что её «вечная любовь» скоро пройдёт.

Но надеждам Виктора не суждено было сбыться.

Порченко снова и снова приносила ему «для оценки с точки зрения профессионала» свои не всегда удачно зарифмованные любовные признания. Виктор их читал, но говорил только о технической стороне её «произведений». Порченко начала заметно нервничать. А потом пошли и эти СМС… Но пусть бы только СМС! Елена начала приходить на все мероприятия с его участием, на все его творческие встречи, где вела себя так, что библиотечные работники начали язвить:

— А, что это за такое сопровождающее лицо у Вас, Виктор Павлович? Али секретаршей обзавелись? Однако зело юна и зело невзрачна она!

«Да, приехали, что называется! — говорил себе Виктор. — И почему было сразу не запретить ей посещать занятия? Жалко стало дурёху? Ну да, жалко, но ведь надо как-то заканчивать историю с этой взбалмошной девчонкой».

…Он ещё не знал тогда, что история со «взбалмошной девчонкой» только начинается, и уж никак не предвидел трагического конца этой истории.

* * *

Предел Людмилиному терпению наступил после того, как на её телефон стали регулярно поступать CMC-сообщения, автор которых легко угадывался, хотя посылались сообщения с разных