Брачные ошибки - Полина Ром

Зато я выяснила, что упомянутому Эрику всего шестнадцать лет и он ровно на год старше меня. Как этот юный господин додумался подписать такой брачный контракт, чем именно ему выкрутили руки, чтобы принудить, я даже представить не могла. Но, поняв, что мы с будущим мужем нищие, я потребовала в кабинет господина фон Гольца и заявила ему: если с их стороны в условия брачного контракта не будет включён лизенс на мое имя, то подписывать документы я отказываюсь.

Снова был большой скандал и шум. Трясущийся от раздражения господин фон Гольц орал на моего дядю и грозил найти невесту поумнее. На что озверевший дядя ответил:

- Ищите, любезный фон Гольц, ищите! Разве что какая горожанка согласится. А ваш барон, как восемнадцати лет достигнет, так и отправится с жалобой на поругание его титула за брак с нетитулованной. Что вы тогда суду ответите, почтенный фон Гольц?!

Не знаю, сколько обещали законнику за эти бумаги, но если бы не он, рано или поздно в кабинете произошла бы полноценная драка. Господа опекуны, пыхтя, наскакивали друг на друга, как бойцовые петухи, и даже начали толкать один другого.

Однако господин Берхарт, сбросив свою сонливость, весьма умело успокаивал разбушевавшихся сквалыг. Он же уговорил господина фон Гольца послать экипаж за юным бароном, так как договоры потребовалось переписать чуть ли не наполовину. И он же приказал подать дополнительную бутылку какого-то особого кларета, чтобы скрасить всем ожидание.

Обстановка в кабинете была весьма напряженная, но до приезда юного барона, моего будущего мужа, все ещё как-то держались, попивая по углам комнаты тяжелый и сладкий напиток. Господин Берхарт даже мне налил в бокал около ста грамм со словами:

- Нам всем нужно успокоить нервы, баронетта фон Зальц. Думаю, вам не повредит маленький глоточек, – любезно сказал он.

Мне показалось, что из-за скандала законник стал относиться ко мне с некоторым уважением. Всё же не каждый день он видит, как малолетние девицы выгрызают у опекунов своё имущество. В кабинете все молчали. Только господа свидетели сидели в углу и оживленно шептались, очевидно, обсуждая скандальную сделку. Прошло не меньше часа, когда в дверь тихонько постучал секретарь и доложил:

- Барон Эрик фон Герберт прибыл, господин Берхарт, – он пошире распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская вперед юного барона.

- Ой, мамочки! – это все, что я могла сказать, увидев собственного будущего мужа.

Глава 12

Дома дядюшка некоторое время орал, визжал и топал ногами, но когда попытался замахнуться на меня тростью, я со всей силы толкнула мерзавца в живот так, что он шлепнулся на стул, как жаба в пруд.

- Закройте рот, дорогой дядюшка. Иначе я завтра в церкви объявлю, что мечтаю поступить в монастырь.

Он сидел на стуле, запыхавшийся и жалкий, и из выцветших глаз по щекам бежали настоящие слезы:

- Ты! Опозорила! Я через свою доброту…

- Дядя! Вы обыкновенный вор. И если не хотите, чтобы эту истории я рассказывала со всеми подробностями каждому, кто пожелает выслушать, лучше не злите меня. Позвольте напомнить, что я ваша родная племянница-сирота, у которой вы попытались украсть даже одежду. Орать на меня бесполезно, а замахиваться опасно для жизни. А теперь заткнитесь и отдайте мне мои деньги.

Это старый сквалыга действительно плакал, отсчитывая мне положенные золотые. Не думаю, что из-за позора. Скорее ему реально было жалко расставаться с деньгами. Он даже попытался обсчитать меня на пару монет, но я и этого не позволила сделать.

- Отправьте лакея за моими вещами, дядя, прямо сейчас. Завтра с утра мои сундуки должны быть полностью упакованы.

Он только махнул на меня рукой, но тут же взял со стола колокольчик и позвонил, вызывая слугу.

Получив свой мешочек с золотом, надо сказать, довольно увесистый, я задумалась о том, где его можно спрятать. Моя комната и мой сундук казались мне очень ненадежным местом. У дядюшки вполне хватит наглости обыскать вещи и прибрать деньги к рукам сразу же после церкви.

Так что я вернулась в свою комнату, очень кратко, без подробностей рассказала Берте, что происходило на подписании брачного контракта, и сообщила, что завтра с утра мы едем в храм.

– Одежда готова, маленькая госпожа, встать только пораньше нужно: волосы уложить и позавтракать плотно.

***

Дядя, очевидно, страдающий по своим деньгам, был надут и молчалив. За завтраком он наорал на Брунхильду и горничную, после чего больше не произнёс ни слова. Так и ехал до храма, глядя в сторону и не обращая на меня внимания.

Погода с утра была довольно неприятная: моросил мелкий дождик. Поэтому Берта закутала меня в шаль и накинула сверху тяжёлый кожаный плащ с капюшоном, чтобы не замочить парадное платье и аккуратную укладку.

Экипажи фон Гольца и свидетелей уже стояли у храма, и мы прошли в распахнутые настежь двери. Не знаю, принято ли тут убирать церковь к бракосочетанию. В книгах я читала, что раньше украшали помещение живыми цветами. В этой же церкви ничего похожего не было. На скамейках сидело всего несколько прихожан, в том числе и оба наших свидетеля.

Эти господа не просто принарядились, а даже держали в руках по скромному букетику цветов каждый. Чуть в сторонке от них молилась пожилая, просто одетая женщина. А вот молодая девушка и сидящий точно за ее спиной парень явно пришли сюда, чтобы повидаться. В пустом гулком зале храма смотрелись они очень нелепо. Он склонился вперед и что-то шептал на ушко своей пассии.

Дядя прошел к нашим свидетелям, поздоровался и заспешил к священнику, рядом с которым стоял фон Гольц, ожидая, пока святой отец просматривал документы: разрешение на брак и подписанный брачный контракт.

Берта, принаряженная ради такого случая, торопливо сбросила с меня тяжёлый плащ и шаль, поправила выпавший из прически локон и, оглядывая почти пустое помещение церкви, тихонько спросила:

- Маленькая госпожа. А где же жених-то?

- А вон рядом со свидетелями сидит, Берта. – равнодушно мотнула я головой, указывая на будущего мужа.

- Ох ты ж, Боже мой! – она испуганно покосилась на меня и тихонечко забормотала: - А может, еще и ничего… Сытенький такой и здоровенький… Может, еще и сложится всё, маленькая госпожа… Только вот как бы росточком-то господин барон не вышел.