Брачные ошибки - Полина Ром

- Хочешь пить, дорогой? Подойти к столу, возьми кувшин, налей себе воды и попей. Понятно?!

Он шмыгнул носом и сделал то, что я велела. Я, с облегчением вздохнув, поставила подсвечник на стол и полезла на высокую кровать. В это время мой муж снова сказал:

- Бу-э-э-…

Странным образом, злость моя как-то утихла и я, смиренно вздохнув, пошла стучать Берте в стену.

К сожалению, это было только начало моей первой брачной ночи…

Глава 14

Я перелезла через мужа, стараясь не вдыхать запах перегара и рвоты и открыла дверь. Вернулась в постель и отвернулась лицом к стене – сил смотреть на все это не было. Арт, кажеться, начал привыкать к суматохе и не только не залаял, но даже не изволил встать с места, только недовольно и протяжно зевнул.

Всю ночь мальчишку без конца тошнило. В конце – уже просто чистой водой. Спать я не могла. Честно говоря, мне становилось за него страшно – я не представляла, как остановить рвоту и не слишком ли опасно то, что он обезвожен. Замученная Берта, которая без конца приходилось все убирать, тихонько шепнула:

- Госпожа баронесса, ему бы винца на похмелку, а то ведь совсем плохо будет.

- Да ты что?! Ты же видишь, как ему от вина плохо?! – я искренне возмутилась такому предложению.

- А не надобно его поить, госпожа баронесса, не надобно! Я же не думаю ему целый бокал-то наливать! Вот такую капельку погреть – она показала пальцами расстояние буквально в сантиметр. – И с ложечки теплое споить. Муж-то покойный, сами знает, пил у меня, уж я на них, алкоголиков клятых, насмотрелась вдосталь! А тут-то – еще дитя невинное, жалко ведь, что так мучается.

Честно говоря, я была в недоумении. В той жизни, когда пил отец, я была еще слишком мала, чтобы запомнить, как лечатся от похмелья. Однако и не поверить Берте было невозможно – уж у нее опыта точно побольше. С некоторым сомнением я спросила:

- Берта, а хуже ему не станет?

- Нисколько ему хуже не станет, госпожа баронесса. Куда уж хуже-то? – твердо ответила сиделка – Тут главное – много не давать, и чтоб одним глотком выпил – тоже нельзя допустить. Так я схожу, погрею?

- Ну, давай попробуем – неуверенно ответила я.

Очередной раз подвинув тазик согнувшемуся на стуле мальчишке, Берта вышла. А этот бедолага, очевидно слышавший наш разговор, не слишком внятно промычал:

- И-ках-да… И-ках-да больше пить не буду.

Я даже ехидничать не стала, так было жалко бестолкового. Вернулась Берта и принесла с собой чашку, где на донышке плескалось граммов тридцать-сорок подогретого вина. Она зачерпнула питье ложкой и принялась ласково уговаривать отворачивающего лицо пациента:

- А знаю, что противно, господин барон… Конечно знаю! А только надо пересилить себя и как лекарство… Одну только ложечку сейчас и глотнем…

Я смотрела на эту борьбу со стороны и жалея это недоразумение, которое сегодня назвали моим мужем, и злясь на него. Тем более, что этого подростка собирались свалить на меня, точнее – уже свалили. Вот как рядом с ним можно будет жать?! Он же – дитя дитем!

Между тем, Берта таки уговорила его выпить ложку вина, и минут десять мы все с опаской ждали результата. Мальчишка, мне кажется, даже слегка взбодрился, но продолжал настороженно прислушиваться к собственным ощущениям. Когда время ожидания прошло и Берта, немного подержав чашку над огнем свечей скомандовала:

- Открывайте рот, господин барон, надобно еще ложечку – он даже спорить не стал, раскрыв рот, как птенец в гнезде.

Слабо себе представляю, какие именно механизмы запустила эта крошечная порция вина, но через три глотка, парень, кажется очухался. Берта, перекрестив его, ушла со словами:

- Ну, слава тебе Осподи! Ложитесь ка вы спать, господин барон.

Мальчишка, глядя на меня почти трезвыми глазами, устало спросил:

- Почему так холодно? – и зябко поежился.

- Потому, любезный муж, что запах от тазика мешал мне дышать – несколько раздраженно ответила я, забираясь на постель.

- Надо закрыть окно, ведь уже проветрилось.

Наверно, в этом теле мой нюх был гораздо острее и поэтому я прекрасно чувствовала, как пахнет в комнате перегаром от мальчишки. Однако ночь действительно была дождливая и прохладная и потому я недовольно буркнула:

- Бог с тобой, закрывай…

Кажется, он ожидал, что я сделаю это сама, потому что некоторое время недоуменно елозил на стуле. Однако поняв, что никто не спешит выполнить указание, все же неуверенно оторвал зад от сидения и, повозившись, захлопнул окно.

Судя по всему, ему действительно стало намного лучше. Во всяком случае, он кряхтя и пошатываясь попытался стянуть с себя сапог, потом сел на стул и таки содрал обувь. Затем снял жесткую, не гнущуюся от шитья бархатную куртку и многострадальную рубашку с измятым и испачканным жабо. Под этой рубахой оказалась еще одна, нижняя. Мальчишка подозрительно покосился на меня, неуклюже развернулся спиной к кровати, и завозился, расстегивая пряжку на брюках. Снял штаны, оставшись в коротких, всего до колена,кальсонах, потом вновь с кряхтением нагнулся, и скрутил валиками чулки. Сложив все добро на стул он неуверенно присел в ногах кровати и сообщил мне:

- Я спать хочу.

Второй кровати в комнате не было, да и устраивать ему сейчас ночлег мне вряд ли позволят.

- Хочешь спать – ложись. Кровать большая, места хватит.

Он некоторое время недовольно посопел, потом забрался на постель и аккуратно стянул с меня краешек одеяла. Свечи, разумеется, погасить он не догадался. А мне было слишком лениво вставать и я мысленно махнула рукой – пусть их, горят, сами потухнут. Некоторое время в комнате царила тишина и, наконец то, начал наваливаться теплый сон.

Неловкая рука, хватающая меня за грудь довольно крепко, показалась мне частью какого-то кошмарного сновидения. Не слишком понимая, что это, я начала отбиваться, выкинув вперед руку с кулаком. Попала в… непонятно куда…

Послышался странный писклявый звук, какое-то хлюпание и я окончательно проснулась, чувствуя прохладу и дикое раздражение.

Одеяло валялось в ногах. Мой так называемый муж сидел на кровати, склонив голову и широко расставив колени, чтобы не испачкать свои подштаники