Стареющая жена генерала дракона - Кристина Юрьевна Юраш

супермен. Ах, эти женские наивные глаза, которые смотрят на тебя с обожанием! Которые ни разу не видели, как другая женщина требовала у оставшихся слуг сломать двери, когда ты думал о смысле бытия и решал, стоит ли продолжать эту жизнь дальше? Или, может, ну его!

Я сняла с себя розовое платье и бросила в кресло. Растирая лицо руками, я пыталась прийти в себя и заглушить внутри навязчивый голос: «А может, вернемся? Снова станешь госпожой Соуден! Может, чувствуя вину, он окружит тебя заботой и подарками? Снова станет прежним?».

— Нет, — вслух произнесла я. — Нет! И еще раз нет! Это что за венский вальс на старых граблях? Даже думать не смей.

Я снова посмотрела на свое отражение.

— Мать, а лучше ложись спать, а? Сейчас такого надумаешь, что потом три психотерапевта не разгребут! Ты просто устала… Ты расстроилась… Но завтра будет новый день.

И я легла в кровать, завернувшись в одеяло, уговаривая себя поспать. И не заметила, как уснула.

Я услышала странный шорох, словно кто-то открыл дверь. Это было последнее, что мне послышалось, перед тем как я провалилась в сон.

Глава 30. Дракон

Я слышал, как она ворвалась в свою комнату, словно вихрь, сметающий всё на своём пути. Её шаги были громкими, почти отчаянными, будто она бежала от чего-то или кого-то.

Дверь хлопнула с такой силой, что, казалось, стены дрогнули.

Я почувствовал, как воздух в столовой изменился, наполнился её эмоциями — смесью гнева, боли и беспомощности.

Я направился к ее комнате.

Я не постучал.

Я и не должен был.

Остановившись у ее двери, я замер в тени коридора. Тёмные углы скрывали меня, но не могли спрятать от моих чувств. Я не мог видеть её, но слышал всё: её тихое бормотание, дрожащий голос, словно она пыталась удержать слёзы, которые вот-вот готовы были пролиться.

Я стоял там, не двигаясь, не нарушая её боль. Это было самое тяжёлое испытание для меня — быть рядом, но не иметь возможности прикоснуться, утешить, сказать хоть слово. Время тянулось бесконечно, но я не мог уйти. Не мог оставить её одну в этом море страданий.

Если она решит вернуться к мужу, должен ли я вмешаться? Если она захочет снова вернуться туда, откуда сбежала, стоит ли пытаться ее остановить?

Ослепленный чувствами человек не видит ловушки, расставленной судьбой. И кто-то должен ему о ней сказать. Вот только стоит ли? Услышит ли она меня?

Когда тишина стала слишком тяжёлой, я вошёл.

Тихо.

Без стука.

Как тень.

Комната утопала в мягком полумраке, словно время застыло, не смея нарушить эту таинственную тишину. Огонь в камине едва теплился, его последние отблески лениво скользили по стенам, оставляя на них тени, похожие на призраков прошлого.

На столе лежало письмо — развернутое, как рана, обнажающая свою кровоточащую суть.

Я подошёл.

Прочитал.

Каждое слово в письме было как острый нож, режущий не меня, а её. Её сердце, её душу. «Я хочу, чтобы ты была... Джолин», — прочитал я.

Я сжал челюсти, пытаясь удержать рвущийся наружу гнев. «Лжец», — прошептал я, и в этом слове было столько яда, что оно могло бы отравить целый мир. «Трус», — добавил я, чувствуя, как внутри закипает ярость.

«Он хочет вернуть её не как человека. Он хочет вернуть контроль.»

Он не просит прощения.

Он предлагает сделку.

Он использует её боль, чтобы привязать её цепью ее же собственных чувств.

Я бросил письмо на стол, и оно упало, как мёртвое тело, неспособное больше дышать.

И увидел платье.

То самое, в котором она приехала. В груди платья, как будто сердце самого времени, зияла рана — нож, глубоко вонзённый в ткань. Лезвие блестело холодной сталью, словно оно было пропитано болью и отчаянием.

Как будто кто-то хотел убить само понятие «возвращение».

Я замер.

Глава 31. Дракон

Пальцы в перчатке дрогнули.

Сердце билось, как молот, но я не мог отвести взгляд от неё. Она спала передо мной, бледная, измученная. С ужасающим красным следом на шее.

Я видел, что она боролась. Боролась не только за свою жизнь, но и за что-то большее. Она почти сдалась. Но в этот момент она сделала то, что поразило меня до глубины души. Она вонзила нож.

Не в него. Не в себя. В иллюзию. В ложь. В возможность вернуться.

Я снял перчатку. Осторожно. Медленно.

И коснулся лезвия. Не кожей. Кончиком пальца.

Я надел перчатку и подошёл к окну.

Холодный ночной воздух ворвался в комнату.

Я не оставил следов.

Не оставил слова.

Только нож остался в платье. И письмо — на столе.

Я вышел.

Закрыл дверь.

И уже в коридоре, в темноте, я осознал, что за столько лет одиночества сегодня я впервые чувствовал себя прежним. Впервые за столь долгое время я провел вечер не наедине с книгами, а в компании остроумной и приятной женщины. Она не была жеманной, не была наигранной. Она была настоящей, без церемоний, без попыток понравится. Она вела себя так, словно мы с ней друзья, хотя знакомы от силы день.

И всё-таки я был с ней не до конца честен.

Да, я действительно не хочу, чтобы она становилась жертвой.

Я не хочу, чтобы она умерла за меня.

Я не хочу быть причиной её смерти.

Мне ее искренне жаль. После всего, что она пережила, было бы неправильно пользоваться моментом.

Но…

В то же время я понимаю, что это — мой единственный шанс.

Шанс снять проклятие.

Шанс снова жить.

В этот момент, стоя уже в коридоре, я снял маску и посмотрел на свое отражение в зеркале.

Я почувствовал, словно на меня осуждающим взглядом смотрит Агостон. Мой брат. “То есть ты решил воспользоваться плачевным положением женщины, ее отчаянным предложением, продиктованным ее горем, чтобы снять с себя проклятие? О, мне кажется, это еще хуже того, о чем подумал я! И сейчас ты собрался упорно делать вид, что никакой сделки между вами нет, чтобы она не чувствовала, что ее заставляют? Браво, братик, браво! Как говорит дедушка Угу, где-то проснулась королевская кровь!”.

Я стиснул зубы. Собственные мысли были мне противны. А голос брата в этих мыслях звучал еще ужасней, чем на самом деле.

— Но я же ее не просил. Она сама предложила. Это раз. Второе. Речь идет не о “сейчас”, а о “потом”. О глубокой старости,