Император ярости - Джаггер Коул

Она улыбается мне, но лицо все еще беспокойное.

И я знаю почему.

Хочу, чтобы она чувствовала, что может поговорить со мной об этом.

Оглядываясь назад, удивительно, что мы с Анни вообще выжили на улицах все эти годы. Две молодые девушки, одни в мире, полном чудовищ, которые только и ждут момента, чтобы ими поживиться. Я знаю, что Анника не раз сталкивалась с ужасами и опасностями, как и я.

А потом мы встретили другого рода монстра. Того, кто был терпеливым и вежливым. Кто заманивал нас подарками и блестящими безделушками, втягивая всё глубже.

Его звали Валон Лека, глава Братства, армянской преступной группировки. Мы впервые пересеклись, когда он нанял нас для одного дела. Тогда это было наше самое крупное ограбление, и после того, как мы выполнили задание, Валон позволил нам оставить себе половину украденного.

С этого момента мы принадлежали ему.

Следующее дело? Опять половина доли, а не десять процентов, как было оговорено. А потом — уже всё, что угодно. Он осыпал нас вниманием, подарками, машинами, дорогой одеждой, украшениями… чем угодно.

Я поддалась его обаянию и щедрости.

Анника — поглотилась ими.

Сейчас я понимаю, что моя подруга пережила то, что теперь называют «груминг». Анни было двадцать два, она была буквально бездомной, без семьи, без защиты. Как и я.

А Валону было сорок пять. Очаровательный, богатый, влиятельный и, чего уж там, довольно привлекательный.

У Анники не было шансов.

Мы были частью его жизни три года. И я никогда не прощу себе, что оставила подругу в этом тюремном золочёном плену.

Нет, он не запирал её в клетке, не привязывал цепью к радиатору. Тюрьма была создана из подарков и роскошных каникул. Из пентхаусов и брендовой одежды. Он держал нас счастливыми и ослеплёнными, пока мы не проснулись спустя три года.

Мы ушли. И не оглядывались. Это должно было быть завершённой главой. Но несколько месяцев назад мы облажались.

Часть работы на Кира заключалась в том, что теперь мы работали на него. Он знал цену нашим талантам, и у него были планы покрупнее. Вместо того чтобы вскрывать банковские счета богачей, красть кредитки и машины, мы с Анни начали использовать свои навыки для более серьёзных вещей.

Я перестала взламывать счета и начала копаться в чужом грязном белье, собирая компромат на врагов Кира. Анника переключилась на социальную инженерию, прокладывая себе путь к влиянию и власти в деловых кругах. Теперь она та самая женщина, которая входит в переговорные комнаты с полной уверенностью, что получит всё, что ей нужно.

И, честно говоря, это намного веселее, чем воровать кредитки.

Но пару месяцев назад зуд дал о себе знать. Мы связались с Брокером—нейтральным посредником, который передаёт заказы таким, как мы — и в итоге вышли на особо мерзкого типа по имени Улкан Гацафери.

На первый взгляд, работа казалась плёвым делом. Нужно было всего лишь угнать новенький неоново-жёлтый Lamborghini с частной парковки элитного кондо в центре города. Улкан уверял, что это просто розыгрыш для друга.

И он был готов заплатить до хрена за это: 350 тысяч за саму машину и ещё 100 тысяч сверху за наш талант.

Разумеется, мы взялись за дело. Даже, кажется, договорились, что часть денег пустим на что-то приятное для Кира.

А потом всё пошло наперекосяк.

Мы угнали машину без проблем и везли её к месту передачи, когда резко свернули, и сзади в багажнике что-то тяжёлое рухнуло. И, как последние идиоты, мы решили заглянуть внутрь.

Как я уже сказала, мы облажались.

В багажнике нас ждали примерно 150 фунтов кокаина, около двух миллионов наличными и парочка явно нелегальных автоматов.

Это были не чьи-то наркотики, деньги и оружие.

…Они принадлежали Валону.

Да. Представьте тут звук грустного тромбона.

Мы бросили тачку у Линкольн-Тоннеля, стёрли отпечатки и свалили нахрен. Теперь у нас две проблемы, и обе чертовски недовольны. Улкан зол, потому что мы слили задание. Валон зол, потому что… ну, потому что всё очевидно.

Он знает, что это были мы. Я не уверена на сто процентов, но не настолько тупа. Анника мне ничего не говорила, но я видела, как он был на её помолвке. Валон был там. И она разговаривала с ним с бледным, испуганным лицом.

Часть меня злится, что она мне не рассказала. Но другая её понимает. Может, ей просто хочется выкинуть это из головы.

Но если мы молчим об этом, угроза — или угрозы — никуда не деваются.

Да, возможно — может быть — стрельба той ночью была связана с врагами Кира. Или Соты. Или Кензо. Или ещё кем-нибудь.

Но что, если это был один из двух очень опасных мужчин, у которых теперь есть к нам счёт?

— Что, блядь, нам теперь делать, Фрей? — Анника морщится. — А если за той стрельбой стоял Улкан?

Что-то вроде Валона, Анни?

Я сдерживаюсь, не произношу это вслух. Она сама расскажет мне о своём монстре, когда будет готова.

— Думаю, пока нам стоит просто затаиться и посмотреть, — тихо говорю я, сжимая её руку. — Да, здесь скучно до зевоты, но ты же знаешь, что мы в безопасности.

В холле, на крыше, в коридорах, у входа дежурят десяток людей Кира. Даже окна тут пуленепробиваемые.

— Давай просто посмотрим, что предпримут Кир и семья Мори, пока они выясняют, что происходит, окей?

Она кивнула, не слишком воодушевлённо.

— Тебе тоже стоит попытаться поспать, — ухмыльнулась я. — В конце концов, у тебя же скоро осооообенный день.

Анника рассмеялась и показала мне средний палец за мою свадебную шутку. А потом обняла.

— Почему иногда кажется, что мы всё ещё в бегах?

— Хочешь попробовать просто постоять на месте хоть раз?

Она шумно выдохнула и поднялась на ноги.

— Звучит восхитительно. Запишите меня нахрен в очередь.

Она направилась к двери, но перед тем, как выйти, оглянулась через плечо.

— Кстати, о сне. Тебе тоже стоит немного поспать.

— Ага, наверное.

— Хочешь вечером залипнуть в Одиннадцать друзей Оушена?

Я фыркаю.

— Очевидно. — Она одаривает меня улыбкой, открывая дверь. — Ладно. Иди поспи, Фрей.

Но сон — последнее, о чем я думаю. Я возвращаюсь к окну, мое сердце все еще бешено колотится, когда вспоминаю тревожные, извращенные, мрачные сны с Малом.

Я прижимаю ладони к стеклу и смотрю на город внизу.

Сон казался таким реальным. Его прикосновения, его голос —