Связанные долгом - Кора Рейли

Я направилась к лестнице, но остановилась, уловив краем глаза движение. Дверь в гостиную была открыта, давая мне хороший обзор на Данте, который сидел в широком кресле перед погасшим камином и пил что-то, похожее на виски. Я подумывала о том, чтобы подойти к нему и извиниться, но его задумчивый вид заставил меня остановиться. Вместо этого я тихо поднялась по лестнице и проскользнула в спальню.

Под теплыми струями душа пальцами снова нашла дорожку между ног, но, по правде говоря, желания у меня не было, и, в конечном счете, я отказалась от попытки достичь разрядки. Эти старые фотографии разбередили старые раны и нанесли новые. Они напомнили мне о нескольких эпизодах в начале нашего брака с Антонио, когда он приводил своего любовника Фрэнка в наш дом, чтобы заняться с ним сексом. Это было одно из самых безопасных мест для их встреч, но несмотря на все мои старания смириться с этим, я страдала, потому что связь Антонио с Фрэнком говорила о любви и желании, которые он так никогда и не смог мне дать. Увидев Данте с женой, я почувствовала то же самое. Тогда у меня не было шанса против Фрэнка, и теперь я все больше убеждалась, что и против мертвой жены у меня его тоже не будет.

* * *

Бибиана посоветовала мне пока оставить Данте в покое и надеяться на лучшее, и, когда мы говорили по телефону, это действительно казалось хорошим решением, но после дня мучительного молчания я не могла больше этого выносить.

Когда я увидела Данте в тот вечер, сидящего перед погасшим камином и пьющего виски, во мне что-то надломилось.

Мой первый муж не желал меня, потому что предпочитал мужчин, а второй – потому что не мог отпустить умершую жену и потому что предпочитал поразмышлять за стаканом виски. Я знала, что у Данте был секс с другими женщинами после смерти его жены. Бибиана подтвердила, что он часто бывал в клубе ее мужа, так почему он не хотел заниматься сексом со мной? Может, было во мне что-то, что отталкивало мужчин? Это единственное логическое объяснение, и если это так, мне нужно было знать точно и перестать тратить свое время на глупые надежды и нелепые планы соблазнения.

Я шагнула в гостиную, убедившись, что мои каблуки достаточно громко цокают по паркету. Данте сидел, уставившись на погасший камин. Конечно, он меня проигнорировал, как и всегда.

Руки задрожали от сдерживаемого гнева.

– Это правда, что ты часто посещал клуб «Палермо»?

Данте нахмурился и взболтал виски в стакане, не глядя на меня.

– Он принадлежит Семье, но это было задолго до нашего брака.

Бибиана сказала то же самое, но его небрежный тон и высокомерный язык жестов были уже чересчур. Он вел себя так, как будто это не мое дело.

Злость забурлила в венах. Я почувствовала, что потеряла самообладание, но меня уже несло, и я не могла себя контролировать.

– Значит, ты ничего не имеешь против компании проституток, но не можешь взять девственность своей собственной жены?

Вот теперь я привлекла его внимание, но тут же пожалела об этом. Он резко поднял на меня голубые глаза. Я бы больше всего на свете хотела запихнуть эти слова обратно себе в глотку, хотела, чтобы он снова вернул свое внимание стакану с виски. Возможно, на миллисекунду даже искра замешательства мелькнула на его лице, прежде чем вернулась заученная маска спокойствия.

Я молча развернулась в шоке от того, что сказала, и в ужасе от последствий, которые может повлечь моя вспышка. Звон стеклянного стакана, поставленного на подлокотник из красного дерева, раздался за моей спиной, а за ним последовал скрип кресла. У меня сжалось горло, а грудь заполнил холод. Пальцами я стискивала перила, поднимаясь наверх. Его шаги следовали за мной, спокойные и размеренные. Я подавила желание оглянуться или даже побежать. Данте не мог видеть, насколько я шокирована. Что мне теперь делать?

Он потребует ответов. Ответов, которые я не смогу дать ему, я обещала никогда никому не давать их. Но Данте был Доном. Никто не добился бы такого положения, не умея добывать информацию. Пытать меня он не будет, даже руку на меня не поднимет. Уверена, что ему это и не потребуется.

Я проскользнула в спальню и остановилась возле окна. Больше некуда бежать. Сбоку от меня была кровать. Я закрыла глаза, когда услышала, как Данте вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Его высокая фигура появилась в отражении окна позади меня. Я опустила глаза на свои пальцы, которые гладили холодный мрамор подоконника. Иногда мне казалось, что я со всем могу справиться, как будто была искушенной, держащей все под контролем женщиной, какую, вероятно, Данте и желал, но в такие моменты, как этот, я чувствовала себя бестолковой девчонкой.

– Девственность? – ровно, без эмоций произнес он. Особый дар всех мужчин Семьи. Если ты рос среди насилия и смерти, то научился запечатывать свое сердце от всего мира. Почему они не преподавали то же самое женщинам Семьи? – Вы с Антонио были женаты четыре года.

Я не оборачивалась, даже дышать не смела. Как я могла допустить такой промах? Моя ошибка может разрушить репутацию Антонио и мою из-за того, что согласилась на его план. Быть геем в мафии – преступление, наказание за которое – смерть, и я помогла Антонио совершить его. Я сосредоточилась на дыхании, на мраморе под кончиками пальцев, на деревьях, склонившихся на улице под порывами ветра.

– Валентина… – На этот раз в его голосе появился слабый намек на напряжение.

– Я сморозила глупость, – прошептала я. – Это была просто фигура речи. Я не имела этого в виду в прямом смысле слова. – Я научилась виртуозно врать, но что мне оставалось? – Как ты и сказал, мы с Антонио были женаты четыре года. Конечно, я не девственница.

Он коснулся рукой моего бедра. Я дернула ногой, стукнувшись о подоконник, ахнула от боли и прикусила губу, чтобы проглотить вскрик. Я целыми днями жаждала, чтобы Данте прикоснулся ко мне, и теперь, когда он это сделал, мне хотелось, чтобы он снова меня игнорировал.

Данте наблюдал за мной в отражении окна.

– Повернись, – тихо велел он.

Я ни секунды не колебалась. Его голос, даже без угрозы, был слишком властным, чтобы допустить возможность сопротивления. Я набралась решимости, встав лицом к нему, и сфокусировалась на пуговицах его белой рубашки. Смотреть в глаза было выше моих сил. Каждая мышца в теле была