Связанные долгом - Кора Рейли

– Тебе нужно уйти.

– Не смей отворачиваться. Взгляни на меня. Данте, я думаю, что заслуживаю хотя бы этой маленькой любезности.

От мужа волнами исходило напряжение, когда он все же повернулся ко мне. Он смотрел, но не приближался и на этот раз не делал вид, что я невидимка. Взгляд голубых глаз блуждал по моему обнаженному телу.

Соски затвердели в прохладном воздухе кабинета, но я не запахнула шелковый халат, несмотря на непреодолимое желание укрыться от холодного взгляда Данте. Он задержался на вершине бедер немного дольше, чем на остальных участках тела, и меня озарила робкая надежда. Сколько же у него контроля?

– Я для тебя кто? Жена?

Он нахмурил брови.

– Конечно жена. – В его голосе я услышала что-то, чего не смогла понять.

– Тогда заяви свои права, Данте. Сделай меня своей.

Данте не шелохнулся, но взгляд скользнул вниз к моим возбужденным соскам. Он был почти осязаем, как призрачное прикосновение к обнаженной коже, но этого было недостаточно. Я хотела ещё раз ощутить его пальцы между ног, хотела почувствовать их каждым сантиметром своего тела, хотела кончить так, чтобы забыть все свои проблемы.

Я не была попрошайкой. Я знала, что почти уложила Данте, видела это в очертании его напряженных плеч, в голодном взгляде. Я жаждала сегодня вечером заняться сексом.

– У меня тоже есть потребности. Ты бы предпочел, чтобы я нашла любовника, который освободит тебя от обязанности прикасаться ко мне?

Я не была уверена, что у меня хватит на это духу. Нет, я знала, что не смогу, но эта провокация была моим последним шансом. Если Данте не среагирует и на это, то не представляю, что еще можно сделать.

– Нет, – произнес он резко, и что-то злое и собственническое пробило его идеальную маску.

Данте сжал губы, стиснул зубы и двинулся на меня. Он остановился передо мной, и я задрожала от желания и возбуждения. Данте не дотронулся до меня, но мне показалось, что я увидела искру желания в его глазах. Это были крохи, но достаточные, чтобы меня воодушевить. Я преодолела оставшуюся между нами дистанцию и провела пальцами по его сильным плечам, прижимаясь обнаженным телом к его груди. Грубая ткань делового костюма восхитительно терлась о чувствительные соски, и я застонала. Пульсация между ног стала почти невыносимой. Глаза Данте сверкнули, когда он посмотрел на меня сверху вниз. Он медленно обнял меня и положил ладонь мне на поясницу. Я бы очень хотела, чтобы он сдвинул свою ладонь ниже. Не припомню, чтобы когда-либо настолько отчаянно нуждалась в чужих прикосновениях, даже когда мне приходилось слушать Антонио, трахающего Фрэнка в соседней комнате.

Я торжествовала. Теперь он меня не игнорировал.

Я откинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Любой отголосок желания, который, как я думала, увидела в нем, исчез, воздвигнув после себя непроницаемые стены. Я поднялась на цыпочки, отчаянно нуждаясь в настоящем поцелуе, но рука Данте на моей спине сжалась, а сам он не собирался наклоняться ко мне, так что прикоснуться своими губами к его я не смогла. Он не хотел моего поцелуя. Я больше не могла выносить этого: я тут голая на него набросилась, предлагая ему себя и свое тело, а он по-прежнему нос воротит – поэтому вырвалась из его объятий, чувствуя себя грязной дешевкой. Стараясь не смотреть ему в глаза, я повернулась и вылетела из кабинета, подхватив халат, пересекла холл и взлетела вверх по лестнице. Вот и ответ. Больше я не буду и пытаться. Мне нужно смириться с тем, что Данте меня не хочет, что он не будет спать со мной по каким-то названным им глупым причинам, пока не появится абсолютная необходимость произвести наследника.

Я ввалилась в спальню и рухнула на кровать. Меня охватили отчаяние и тоска, но лишь на мгновение, я не позволила им одержать надо мной верх. Я пережила брак с Антонио – смогу пережить и брак без любви с Данте. Когда-нибудь у меня будут прекрасные дети, которых я буду любить и которые будут любить меня, а до того времени я потерплю. Я не первая и не последняя женщина в нашем мире, которая вынуждена жить с бесчувственным мужем-ублюдком. По крайней мере, мой муж не был таким жестоким мудаком, как Томмазо. Это что-то да значит.

А я сама легко позабочусь о своих потребностях, как и в предыдущие несколько лет. Я перевернулась на спину, злая, сконфуженная и полная разочарования, но все такая же возбужденная. Закрыв глаза, провела рукой вниз по телу и между ног, медленно начала гладить себя, воображая, что это снова дразнящие пальцы Данте, и вспоминая промелькнувшую на мгновение в его глазах искру вожделения, которую я, скорее всего, себе напридумывала. Дыхание участилось. Я была уже совсем близко. С губ слетел стон, и я услышала, как раздался резкий вдох.

Открыв глаза, я уперлась взглядом в Данте. Он стоял в дверях, вцепившись в ручку, и смотрел на меня. На этот раз его глаза полыхали огнем. Боже милостивый, как долго он наблюдал за мной?

Меня накрыло унижением. Я отдернула руку и, стискивая на груди халат, подползла к краю кровати. Я не могла остаться в одной комнате с Данте, не после того, что он только что видел. На сегодня позора достаточно, но Данте внезапно встал передо мной, преградив мне путь. Его фигура возвышалась надо мной. Откинув голову назад, я встретилась с ним взглядом. Его глаза были более живыми, чем я когда-либо видела. Похоже, что он был зол.

– Нет, – произнес он тихо.

Я не очень поняла, что он имел в виду. Он начал наклоняться ко мне, пока я опять не оказалась лежащей на спине, а он навис надо мной. Полы пиджака распахнулись и закрыли меня с обеих сторон, как в мягкую тюрьму. Я всматривалась в лицо Данте, возбуждаясь от его близости и взгляда. Приподнявшись на локте, он вклинился коленом мне между ног, раздвигая их.

Сердце отчаянно колотилось в груди. Неужели он, наконец, сделает то, чего я так ждала? Данте впился в меня долгим взглядом, и я уже была готова к тому, что он снова отпрянет, но вместо этого он обхватил мою грудь, и я со стоном желания выгнулась навстречу ему. Он перевел взгляд на свою руку и ущипнул меня за сосок, сильнее, чем я ожидала. Удовольствие словно молния пронзило каждую клеточку моего тела. Я нуждалась в том, чтобы Данте прикоснулся ко мне там. Эта потребность была сильнее голода и