Укради меня - Ольга Мурашова

Я разглядывала узор на обоях передо мной и молчала. Тех чувств, что были неделю назад, я уже не питаю, это да. Зато появились новые. Не как к идолу, а как к человеку. Странному, даже немного чокнутому. Чудовищно одинокому. И всё ещё очень красивому.

– Появится. По крайней мере, я бы этого хотела. Даже если ты больше не сыграешь ни одного матча.

Его пальцы легли на мои плечи и сжали их. Окончательно замкнув эту электрическую цепь. Вот он, этот момент, после которого мне абсолютно точно стало ясно, что произойдёт дальше. Я могла сейчас напрячь память и выдать названия десятка синдромов, которыми высоколобые учёные-мозговеды описывают то, что происходило в этот момент со мной. Но меня уже не интересовали причины.

Это была практически закономерность, в случае двух людей, запертых в одном помещении на пять дней. Особенно, если один из них влюблён.

Даже не так.

Один из них хотел другого задолго до того, как они оказались на расстоянии вытянутой руки, просто временно об этом запамятовал. Я так рассчитывала, что нам не хватит времени, что мы разбежимся раньше, но времени нам хватило. Увы. Ещё мне казалось, что это я не выдержу первой – слишком сильно жгло меня это солнце последние два дня, чтобы не послать все к чёрту и, наконец, дать себе сгореть. А надо же, первым не выдержал он.

Я продолжала рассматривать обои. Цветочки, которыми они были усыпаны, почти перестало быть видно в закатном пламени, а наши тени практически слились в одну.

Его губы коснулись моего виска, потом шеи, а пальцы спустились по моей коже до локтей, а потом ещё ниже, и легли на бёдра. Ну что же, как говорилось в старом мультфильме – "Земля, прощай". Я повернулась к нему и подставила под его губы свои, а под его руки – своё тело, и его ладони тут же начали жечь меня, сминая ткань между ними и моей кожей. Я сознательно, шаг за шагом шла в этот огонь. Сквозь мои пальцы побежало золото его волос, а его губы хватали мои так жадно, как не ловили даже принесённую мной пять дней назад первую за несколько часов жажды воду.

Внезапно его руки вернулись к моим плечам и резко оторвали меня от его тела, к которому только что прижимали так сильно, что перехватывало дыхание, и наш поцелуй разомкнулся. Я открыла глаза и посмотрела на него. Он стоял передо мной, опустив взгляд и выглядел растерянным, даже испуганным. А потом резко поднял голову и наши взгляды встретились в упор.

Поздно пугаться, родной, слишком поздно, думала я, глядя, как расширяются зрачки в его синих глазах. Не сейчас. Никто из нас уже не сможет ничего потушить. Да и не захочет.

Вместо "да" я, не отрывая от него взгляда, потянула на себя его футболку и запустила под неё руки, проведя ладонями по горячей коже. Впервые я ощутила его, как настоящего, живого, тёплого человека, под моими ладонями часто билось его сердце и ходили рёбра в ритме дыхания. Мои ладони заскользили выше и потащили ткань за собой, обнажая его тело, тоже совершенно золотое в закатных лучах. Ответ он получил. И в следующую секунду он закинул руки за голову, схватился за воротник и его футболка полетела на пол. А следом туда же полетела и моя одежда.

Я вышла в комнату в наряде булгаковской Маргариты на балу у Сатаны. За окном пробивался рассвет. У меня осталось совсем немного времени, чтобы быстро одеться и по-английски покинуть этот дом. Наши договорённости выполнены мной в полном объёме, срок контракта истёк.

На полу вперемешку валялись наши небогатые шмотки и разбитая кружка – кто из нас и когда смахнул её со стола, я уже не смогла вспомнить. Греху мы предавались, в основном, в спальне, дверь которой в эту ночь впервые не была заперта, и он всё ещё крепко спал там, но вся одежда так и осталась в комнате. Если честно, то вчера я готова была отдаться ему прямо тут, на вышитой скатерти, к которой я уже была прижата обнаженными ягодицами, но он решил чопорно предпочесть ей чистые простыни и, пробежав пальцами по цепочке красно-лиловых синяков на моём бедре, подхватил меня обеими руками, надёжно, чтобы больше не ронять, отнял от стола и уволок в спальню. Произошедшее я помнила фрагментами, но этот момент почему-то ярко врезался мне в память.

Я подняла с пола всё, что смогла найти, и положила на диван. Отобрала из общей кучи предметы гардероба, принадлежавшие мне, и начала одеваться.

Очень хотелось вернуться в спальню и хотя бы немного ещё полюбоваться его совершенной красотой, но решение, что уйти мне нужно, не прощаясь и как можно тише, я приняла ещё вчера. Я не буду, я просто не смогу обсуждать с ним то, что произошло, и не смогу вести себя как раньше, потому что как раньше уже ничего не будет. Мне, чёрт побери, в кои-то веки было стыдно.

Не надо думать, что я не взвесила все варианты и все аргументы в пользу того, чтобы остаться. Взвесила. И даже самый лучший расклад мне не подходил. Если даже предположить, как говорили наши редакторы, в порядке бреда, что он сам, по доброй воле, захочет продолжения – и что? Как минимум, он наткнётся на полнейшее непонимание всех тех, кто его окружает. Я в его жизни возмутительный мискаст, подобранная непонятно где офисная мышь не сможет вписаться в тусовку футбольных жён и подружек. Никогда.

А уж если выяснится, что я из фанаток – так это совсем позор, даже проститутку ему бы простили гораздо легче, проститутка хотя бы за это деньги берёт. Я не была готова утверждать, что в его команде все такие высокоморальные, что с фанатками ни-ни. Спали, конечно, тайком, пара таких историй мне была известна через шушукания в фан-клубе, но вот обнародовать такой факт – это лютейший залёт и повод для травли. Ему и так непросто, зачем делать ещё хуже? Да и в его планах на будущее для меня места нет. Поэтому пусть живёт свою лучшую жизнь без меня и будет счастлив – как бы он это счастье ни понимал. Для