Беда - Никки Мэй

не могла понять, почему открылась Изобель. Она не собиралась этого делать. Сими обдумывала разговор с Ронке, пыталась даже потренироваться. Но и для нее самой доводы звучали как-то эгоистично и несерьезно. «Я не хочу ребенка, потому что мне нравится веселиться по выходным, носить джинсы восьмого[59] размера. Нравится мой плоский живот, белый диван, валяться в кровати до обеда, нравится, что для Мартина я на первом месте». Но Ронке мечтала о малыше. Когда речь заходила о замужестве и детях, она придерживалась отсталых африканских взглядов: все женщины хотят быть матерью. А кто не хочет, те странные.

Поговорить с Бу? Нет, это еще хуже. Сими нахмурилась, только подумав об этом. Разговор получился бы неприятный и грубый. «Я не хочу закончить, как ты. Не хочу быть такой же нервной, обозленной на всех вокруг, уставшей, грустной и непривлекательной». А Бу снова завела бы шарманку про себя: как несправедливо, что не получается завести второго ребенка, бедная София, ей суждено остаться единственной. Сими хотела бы быть единственной. Ее брат Олу оказался полным придурком.

Но существовала и другая причина, по которой она не могла довериться Ронке или Бу. Она боялась предстать перед своими девочками неудачницей. Заявлять, что «мы не хотим ребенка», намного лучше, чем сказать «он хочет, а я — нет». Тогда это означало бы одно: у них есть проблема. Но у Сими и Мартина нет никаких проблем. Все у них отлично. Они идеальная пара.

Может, сказалось взаимное желание поделиться друг с другом своими переживаниями. А может, дело в Изобель — та умела с легкостью выведать чьи-то секреты и хранить, пока они не пригодятся. Или потому, что подруга называла ее «алобам». Или просто Сими нужно было с кем-то поделиться.

В маленьком деревенском домике они устроились на разных диванах, развернутых друг к другу лицом. В камине разгорался огонь. Было совсем не холодно, но раз есть камин, грех им не воспользоваться. У них на коленях лежали воскресные газеты, но подруги не читали — просто смотрели на мерцающее в камине пламя. Сими подумала, как здорово было бы приехать сюда с Мартином.

— Так из-за чего вы поссорились, когда говорили по телефону? — спросила Изобель.

— Что?

— Ну, вы с Мартином.

— Мы не ссорились.

— Ладно. Но все равно знай, что ты можешь рассказать мне все что угодно, — намекнула Изобель, закидывая руки на спинку дивана и наклоняя голову. — Я ведь твоя лучшая подруга.

— Он думает, что мы пытаемся завести ребенка, — выпалила Сими, не успев как следует подумать.

Изобель осталась невозмутимой. Ни намека на удивление или осуждение.

— А это не так?

— Нет. Я пью таблетки.

— Ну и ладно! Это же твое тело.

— Не люблю врать Мартину. А мне кажется, я его обманываю. Он постоянно твердит об этих проклятых детях. Даже предложил показаться специалисту.

— Объясни, что проверилась и с тобой все в порядке. Прошла полную диагностику. Так он хотя бы заткнется. А потом начнет переживать, что стреляет холостыми, и больше ничего про это не скажет. — Изобель выпрямилась и сцепила руки в замок. Будто и говорить больше не о чем.

Лоб Сими покрылся испариной. Ей было бы очень обидно, заговори Мартин с кем-то о ней в таком духе. Это нечестно. Это предательство. Сими знала, что Мартин и без того переживает и считает, что проблема в нем. Муж не винил ее. Он просто пытался найти решение.

Изобель вскочила с дивана и села рядом с Сими.

— Хватит накручивать себя. У тебя полно времени! — Изобель взяла Сими за руку. — В любом случае, ты же ему не врешь.

Сими вскинула брови.

— Разве?

— Умалчивать — не значит врать. Женщины сами решают, когда им забеременеть. По крайней мере, так происходит в цивилизованном обществе. Ничего страшного тут нет. Не переживай.

Но Сими понимала, что для Мартина это важно. Они ведь команда. «Вдвоем против целого мира» — такой у них был девиз. Муж не давил на нее. Это был совместный план: усердно трудиться, веселиться до упаду, налаживать жизнь. И однажды стать родителями. Они сами поставили себе крайний срок — сорокалетие Мартина. Десять лет назад план казался разумным и очень отдаленным. Сими была уверена, что к тому моменту она будет готова.

Но время пролетело быстро, и «однажды» настало сейчас. В следующем году Мартину исполнится сорок. И в последний раз, когда муж об этом заговорил, Сими ответила «да». Потому что это проще, чем сказать «нет». Сими пыталась убедить себя, что, как только забеременеет, все будет хорошо, гормоны сделают свое дело, и она захочет ребенка. Конечно, она не рассчитывала, что уйдет целая вечность. Особенно когда Мартин улетел в Нью-Йорк. Настроилась ждать еще год. Как минимум!

Но забеременела спустя четыре недели после того, как перестала принимать таблетки. Сими даже не подозревала, что способна забеременеть так быстро! Когда она увидела две полоски на тесте, ее охватил ужас — отвратительное чувство, будто камень в животе. В этот же день Сими записалась к врачу.

— Я все-таки забеременела, — пробормотала Сими и прикусила щеку.

Изобель и бровью не повела.

— Так ты сделала аборт. Ну и что? У меня было два аборта. Сими, мы не в средневековье.

— Не аборт. Я выпила две маленькие таблетки. И не сказала ему об этом. Он не знает.

— И в чем проблема? Твое тело — твое дело.

— Изо, он же мой муж… У нас нет секретов друг от друга.

— Ну, похоже, теперь есть. — Изобель крепко сжала руку Сими. — Да ладно тебе, расслабься! Он же не хочет испортить себе карьеру. Или смотреть на растяжки и обвисшие сиськи.

— Не смешно. А если я никогда не буду готова?

— Тебе только тридцать пять. Когда будет под сорок, тогда и начнешь панику наводить.

— Так значит, нужно продолжать врать?

— Нет. Продолжай молчать. Чертовы мужики, иногда они такие примитивные и жалкие.

— Мартин не такой.

Сими стало неуютно. Ей больше не хотелось говорить о Мартине, она вообще пожалела, что начала этот разговор. Она подошла к окну и уставилась в темноту.

7. Ронке

Бедный Рафа! На этой неделе ему приходится совмещать две работы: ассистента стоматолога и психотерапевта. Ронке больше не с кем было поговорить. Сими и Бу смешивают с грязью ее личную жизнь. Задолбало! Узнай подруги, что Кайоде не явился на встречу с тетушкой Кей, они пришли бы в ярость. Ронке не представляла, как рассказать, что он подвел ее дважды. Упреки продолжались бы бесконечно. Из-за них