Хрустальная ложь - М. Эль

Они лежали, голые, сплетённые телами. Её голова покоилась на его влажной от пота груди, слушая ровный стук сердца. Его пальцы мягко зарылись в её разметавшиеся по подушке волосы. Тепло их тел смешивалось, создавая идеальное убежище.

— Змейка? — Виктор провёл пальцем по её щеке, нежно очерчивая скулу.

— Мм? — она промычала в его грудь, довольная и расслабленная.

— Можно вопрос?

— Если скажешь что-то тупое — укушу. Клянусь.

Мужчина рассмеялся, громко, открыто, как она никогда не слышала. Это был чистый, свободный смех.

— Можно ли сказать, что я… побывал прямо в центре Европы?

— ВИКТОР! — Валерия вскочила, схватила подушку и с размаху ударила его.

Он продолжал смеяться, уворачиваясь.

— Что?! Италия же в Европе! Географически всё правильно!

— Идиот! — девушка снова ударила его подушкой, прямо по лицу.

Виктор схватил её за талию, дёрнул к себе и крепко прижал обратно к горячей постели, не давая вырваться.

— Ладно-ладно. Сдаюсь, — прошептал он, целуя её в лоб, потом в нос, потом снова в губы, глубоко и сладко.

— Придурок, — пробормотала она, но ответила на поцелуй.

— Но если серьёзно… — его голос стал тише, серьёзнее. Он сжал её сильнее, прижимая к себе так, что они стали одним целым, кожа к коже. — Я никогда в жизни не был счастливее, чем сегодня. Ни разу, Валерия.

Валерия улыбнулась, прижимаясь к нему всем телом, чувствуя его тепло, его силу, его любовь. И шепнула:

— А я… никогда не была никому настолько нужной.

Виктор закрыл глаза, вдыхая её запах, чувствуя её тепло рядом. И впервые за всю свою жизнь — спал спокойно. По-настоящему. Впервые он знал, что такое мир.

Глава 55

Солнце едва пробилось сквозь шторы, окрашивая комнату в мягкие золотистые тона, когда она проснулась. Валерия чувствовала себя невероятно теплой, укрытой его сильной рукой, словно она была чем-то бесценным, что он поклялся оберегать всю жизнь. Его дыхание было ровным, глубоким, свидетельством крепкого сна. Её пальцы, сами собой, лежали на его груди, ощущая медленный, уверенный ритм сердца. Тишина царила вокруг — такая полная, такая глубокая, какой она не знала ни в одном из своих многочисленных убежищ.

Виктор открыл глаза так, будто ждал именно этот момент, будто чувствовал её пробуждение. Его взгляд, обычно острый и настороженный, теперь был мягким и тёплым.

— Доброе утро, без пяти минут жена, — прошептал он, хрипло, низко, его голос был пропитан остатками сна и нежности.

Валерия хмыкнула и игриво ткнула его пальцем в подбородок.

— Уже начинаешь?

— Начал ещё ночью, — он лениво улыбнулся, его глаза блестели. — Ты сама сказала «да», я теперь законно имею право сводить тебя с ума.

— Ты и так сводишь, — пробормотала она, но улыбка не сходила с её лица.

Виктор засмеялся и поймал её руку, поднеся к губам. Его дыхание коснулось её пальцев.

— И будешь смеяться, но я никогда ещё не просыпался в таком идиотском счастливом настроении. Прямо мерзко счастливом.

Девушка фыркнула, прижимаясь к нему ближе.

— Терпи. Тебя ждал такой финал. Бежала-бежала я от тебя… — она легонько ткнула его в нос. — И всё равно попалась.

— И слава богу, — он притянул её ближе, крепче обнимая. — Иначе мне бы пришлось похищать тебя официально. В третий раз.

— Выдал себя, — она засмеялась, её глаза блестели от веселья. — Значит, признаёшься, что первые два раза пытался?

— Первое — случайность. Второе — самонадеянность.

Он провёл пальцем по её щеке, его взгляд стал серьёзнее.

— А третье — будет уже по закону, змейка.

Девушка закатила глаза, но улыбка не сходила.

После завтрака Валерия решила разобрать старые коробки с вещами, которые Виктор привез для неё из всех её бывших убежищ, в своей комнате — той, что он оборудовал специально для неё, с идеальным освещением и видом на сад.

— Что ты ищешь? — спросил он, появившись в дверях, опёршись на косяк и наблюдая за ней.

— Хочу нормальные духи найти. Твои охранники уже думают, что я пахну «ароматом клана Энгель», — Валерия изобразила презрительный жест, пародируя их важность.

И она нашла. На дне одной из коробок, под ворохом старых платков и писем, лежал небольшой, почти забытый флакон. Старые духи — немного резкие, пряные, с едва уловимой нотой цитруса, юношеские. Запах её семнадцатилетия, беззаботных дней до того, как жизнь пошла кувырком. Валерия усмехнулась, нажала распылитель, и лёгкое облако аромата осело на её шее.

— Ого. Пахнет моей старой жизнью, — сказала она и снова рассмеялась, погружаясь в воспоминания.

Виктор подошёл сзади. Обнял её, прижал к себе. Прикоснулся губами к шее, вдыхая новый-старый аромат, который смешался с её собственным запахом. И вдруг — застыл. Её сердце ёкнуло, почувствовав его внезапное напряжение.

— Ты чего? — она повернула голову, пытаясь заглянуть в его глаза.

Он молчал пару секунд, его взгляд скользил по её лицу, по её волосам, вглядываясь в неё так внимательно, будто впервые увидел. Словно что-то в её словах, в этом запахе, вызвало в нём глубокое потрясение.

— Какие… духи? — спросил он тихо, его голос был непривычно приглушённым.

— Старые. Мне было лет семнадцать-восемнадцать, когда ими пользовалась. До Нью-Йорка, — девушка пожала плечами. — Забыла про них. Забавно.

Виктор сжал её талию чуть сильнее.

— Понятно… — голос его стал странно глухим, словно что-то щёлкнуло внутри, открывая давно запертую дверь. Что-то изменилось в его лице, в его взгляде, он словно увидел её заново.

Он поцеловал её в висок, крепко, почти отчаянно. — Вечером поговорим, хорошо?

Валерия фыркнула. — О нет, мистер драматизация. Только без «нам нужно поговорить». Я на работу опаздываю.

Она быстро чмокнула его в губы: коротко, легко. — Вечером увидимся, муж.

Валерия вышла из комнаты, оставив его стоять посреди запаха её молодости и его новых, ошеломляющих открытий. Виктор улыбнулся — но это была какая-то странная, неулыбчивая, почти болезненная улыбка.

И когда она вышла за дверь, он тихо произнёс, уже в пустоту, его голос был полон предчувствия:

— Семнадцать… Италия… Этот запах…

Мужчина провёл рукой по лицу, закрывая глаза, и глубоко выдохнул.

— Ну здравствуй, принцесса.

Семь лет назад.

В поместье Андрес в тот вечер всё сияло, как всегда, когда Киллиан Андрес устраивал приём. Воздух был тяжёлым от аромата редких роз, выдержанного вина и несгибаемой власти. Из глубин поместья, сквозь арочные проёмы, разливалась музыка старого итальянского оркестра — струнные и фортепиано, создавая фон для разговоров, где каждое слово имело вес. У резных дверей, неподвижные, как мраморные статуи, стояли люди в строгих костюмах — охрана, глазастые тени, чье присутствие было таким же неотъемлемым, как само здание.

Это