Консультант для дознавателя-аристократа - Вероника Воронина

Глава 19. Чайная церемония

Юнчжи пришёл вечером, как обычно — неслышно, как тень, и с тем выражением лица, которое говорило сразу обо всём и ни о чём. В руке он держал тонкий свиток, запечатанный алой лентой с клеймом, которое я уже успела узнать — приглашение высшего уровня. Он положил его на стол, сел напротив и тихо сказал:

— Завтра у нас первый выход. Мы идём в чайную комнату госпожи Ли Хуа. Это приглашение добывалось шесть месяцев. Пожалуйста, постарайся не ударить в грязь лицом.

Он говорил мягко, но я отлично знала: на таких мероприятиях ошибка могла стоить операции. Или жизни.

Утром следующего дня я проснулась с лёгким комком в горле. Волновалась. Не за себя — скорее за то, чтобы всё прошло как надо. Чтобы не сорвать дело, в которое столько людей вложили силы.

Юнчжи, как ни странно, пришёл за мной рано, держа в руках свёрток с одеждой. Это было тонкое шёлковое кимоно в оттенках нефрита и янтаря — строгое, но элегантное. Волосы мне пришлось уложить в традиционную причёску, а на лицо нанести тончайший макияж, придающий чертам спокойствие и сосредоточенность.

Чайная, куда мы направлялись, находилась в центре Лун'Шаня — она выглядела как резной дворец в миниатюре. Над деревянными воротами свисали фонари с иероглифами, внутри журчала вода и витал аромат сандала и сухого чая. Пол был выложен плиткой, покрытой стилизованными изображениями драконов и лотосов, а по углам стояли каменные скульптуры духов-хранителей.

История чайных комнат в Империи Юан

В Юане чайные комнаты были больше, чем просто места для чаепития. Это были особые клубы, где встречались представители высших каст, чиновники, философы, иногда — шпионы. Здесь решались судьбы договоров, семей и даже стран. Сами чайные назывались «шуйсянь цзюй» — "место, где духи воды пробуждаются". Ими традиционно управляли матроны — влиятельные женщины, которые владели и чайными, и VIP-домами гейш ( хуажоу ) при них.

Госпожа Ли Хуа, владелица этой чайной, была легендой. Говорили, что она ещё в юности прошла школу боевых искусств вэньсюань , а после этого служила при императорском дворе — шпионкой, собиравшей компромат на советников. Теперь она в отставке, но по-прежнему держит в руках информационные потоки половины столицы. Чайная была её фронтом, а женщины-гейши — глазами и ушами.

Мы вошли, и сразу же по залу пронёсся шепот — белая иностранка. Я ощущала десятки взглядов, но старалась держаться спокойно.

Пространство словно обволокло тебя мягкой тишиной. Легкие ароматы жасмина, сандала и тонкой зелени витали в воздухе. Мягкий свет фонариков рассеивался через рисовую бумагу на стенах, деревянный пол скрипел под тапочками. Всё было настолько… замедленным, будто время отказывалось спешить.

Юнчжи шагал уверенно. Я — не очень. За последние часы я пыталась запомнить правила поведения в чайной, чтобы случайно не плюхнуться по привычке на подушку с грязными подошвами к хозяевам или не закинуть ногу на ногу, как на допросе.

Здесь было важно всё. Манера входа. Наклон головы. Положение рук. Даже выражение лица.

Нас провели к столу из черного лака. Я села на колени, как учила теория. Ноги немели через пять минут, но я молчала, поджимая губы, как приличная дипломатическая представительница условного Королевства “Да я вообще-то инженер, не актриса”.

За ритуалом наблюдала сама госпожа Ли Хуа — статная женщина лет шестидесяти, в темно-синем кимоно с золотой вышивкой журавля. Её лицо было как из фарфора — ни морщинки, ни эмоции.

Церемония начиналась

На столе стояла миниатюрная глиняная печка с углём, рядом — чайник из исинской глины, несколько пиал и крохотный деревянный поднос.

Молодая женщина в светло-зелёном кимоно с изящными руками без слов начала действовать. Каждое её движение — как хореография.

Сначала — очищение.

Она медленно обдала чаши кипятком, проводя чайником над каждой пиалой по кругу, как будто благословляя их. Воду сливали в чашу для “старой воды” — специальный сосуд, куда уходит всё ненужное.

Потом — засыпание листьев.

В чайник из исинской глины она насыпала щепотку закрученного улуна. Всё делалось двумя пальцами — с невероятной точностью и уважением. Листья не сыпались, а как будто ложились сами.

Первое заваривание.

Вода наливалась тонкой струйкой, под определённым углом. Я чуть не моргнула, когда она повернула крышку чайника на три градуса вправо. Оказывается, это означало "чай на пробу, без обязательств". Кто знал?

Распределение.

Она наливала чай в маленький кувшин, а оттуда — по чашам. Первая чаша всегда для почётного гостя. Сюрприз — это я. Не Юнчжи. Я внутренне пискнула.

Я взяла чашу двумя руками, слегка поклонилась. Сделала глоток.

И тут всё замерло.

Вкус.

Это был не просто чай. Это было… путешествие. Сначала легкая горечь — как воспоминание о трудностях. Потом — сладость. Тепло. Длинный, обволакивающий послевкусие, как будто кто-то обнял изнутри.

Я опустила чашу, не скрывая эмоций. Глупо, наверное. Но госпожа Ли Хуа слегка приподняла уголки губ — почти невидимо. Наверное, зачли.

Вокруг шел разговор. Улыбки. Намёки. Не слова — смысл между словами. Я понимала меньше половины, особенно когда кто-то рассказывал притчу о журавле и старике, а Юнчжи хмыкнул с выражением “понятно”.

Я просто сидела, пила, кивала. Пыталась не свернуть ноги под собой.

Когда один из мужчин назвал меня “Цайфан нюй” — я на автомате выдала:

— Простите, я только с борщом дружу.

Юнчжи тут же поперхнулся. А госпожа Ли Хуа улыбнулась шире.

— У нас давно не было гостей с юмором, — сказала она по-китайски, и кто-то перевёл.

В конце встречи мне всё же удалось случайно поклониться сразу трём людям в разные стороны. Видимо, выглядело это как жертвоприношение, потому что за спиной кто-то зашептался о "ритуале благодарности от северян".

Когда мы с Юнчжи вышли, я не сдержалась:

— Ну, как тебе моё первое чаепитие?

— Ты идеально держалась. Только... пожалуйста, не называй больше старейшину “заваренным дедушкой”. Это был поэт. Национальное достояние.

— А я думала — сорт чая!

Юнчжи закатил глаза. Но улыбался.

Значит, не всё провалено.

Глава 20. Тишина между строк

Кажется, я начала чувствовать ритм этого города.

Лун’Шань жил особенной жизнью — неторопливой,