Все наши цвета - Инма Рубиалес

С тех пор прошло три года, и Уилл наверняка выделил бы мне другое помещение, если бы я попросил, но мне это не нужно. Конура, конечно, но я к ней уже прикипел.

Это не отменяет того факта, что вокруг царит беспорядок, и я решаю немного прибраться.

– Тернер, я ухожу. – Спустя какое-то время в дверях появляется босс. – Что ты здесь до сих пор делаешь? Планов, что ли, нет?

– Жду подругу, она вот-вот…

Взглянув на него, я тут же умолкаю. Уилл – плотный темнокожий мужчина лет сорока с бритой головой. И я впервые в жизни вижу его в строгих брюках и рубашке.

– Ты женишься и ничего мне не сказал?

– Не ожидал, да? – самодовольно замечает он, поправляя воротник рубашки. – У меня свидание.

– И кто эта счастливица?

– Хочешь узнать – держи рот на замке. Ни слова Кэрол.

Кэрол – его одиннадцатилетняя дочь. У нее очаровательная улыбка и самый язвительный характер в мире. Само собой, ее обожает вся студия. Только она способна нагнать страху на Уилла, а ведь все мы его побаиваемся.

– Так кто она? – Это еще сильнее разожгло мое любопытство.

– Ее учительница.

– Да брось, Уилл, ты шутишь?

– Держи себя в руках, пацан. И она не замужем, ясно?

Я едва сдерживаю смех. Это даже круче, чем я думал.

– Уверен, Кэрол будет в восторге, когда я ей об этом расскажу.

– Тернер, – ворчливо произносит Уилл.

– Как насчет того, чтобы повысить мне зарплату?

– А как насчет того, чтобы тебя уволить?

– Я буду нем как рыба, – тут же отвечаю я.

Уилл ухмыляется тому, как резко я сбавил тон. Думаю, в глубине души мои шуточки ему даже нравятся, иначе бы он давно уже отправил меня на все четыре стороны.

– Вот и отлично, – говорит он, наслаждаясь своей маленькой победой. – А что это у тебя за новая подружка? Давай выкладывай.

Ну началось.

– Мы просто дружим.

– Ну-ну, – он явно мне не верит.

– Ей просто интересно узнать, как тут все устроено. Она пишет книги, и для этого нужно больше фактуры.

– Якшаешься с важными людьми, а? – ухмыляется Уилл и жестом указывает на дверь. – Не забудь запереть как следует, когда будешь уходить. И приберись тут хоть немного. А то девушка решит, что у тебя блохи.

Я все еще улыбаюсь, наблюдая, как он выходит из кабинета. Уилл – офигенный мужик. Когда его бросила бывшая жена, прежний мир разлетелся вдребезги, и все же он сумел вырастить дочь и добиться успеха в своем деле. В этом смысле он образец для подражания. Трудно жить дальше, когда все вокруг тебя рушится. Мало кому это удается.

За Уиллом закрывается дверь, и я слышу в отдалении звон колокольчиков. Становится тихо. Другие ребята уже ушли, так что в студии больше никого. Я снова смотрю на часы – уже восемь. Похоже, Лия все-таки не придет. Ничего удивительного: я видел вчера выражение ее лица, когда бабушка сказала, что ей нужна моя помощь. Лия явно не в восторге от меня.

Не то чтобы это меня волновало. Я привык к такому.

У меня есть дела поинтереснее, чем ждать несуществующую гостью. Убираю в рюкзак телефон и планшет и перекидываю его через плечо, но, не рассчитав, сбиваю что-то с полки. Я со вздохом нагибаюсь, и внезапно вид потрепанной обложки старого блокнота отзывается тяжестью в груди.

С тех пор как я потратился на планшет, я всегда рисую в цифровом формате. Раньше я делал это на бумаге – карандашом, ручкой или акварелью. Я заполнял блокноты заметками и набросками и датировал их. Это последний – мне даже не нужно смотреть на дату. Я завел его через неделю после того, как Клариссы не стало.

Не стоило бы этого делать, но я все равно открываю блокнот и рассматриваю первые страницы. Боль снова возвращается – а может, она никогда и не исчезала. Каждый штрих, каждая зачеркнутая фраза, каждая резкая и беспорядочная линия пропитаны тревогой, отчаянием и горечью – свидетельства лихорадки художника с разбитым сердцем. Голова кружится, когда среди неразличимых фигур я вижу розу.

Такую же, как у меня на шее, только тут она тусклая и увядшая, погибшая.

Я словно в прострации, пока не раздается звон дверных колокольчиков.

– Привет? – доносится голос с порога.

Захлопнув блокнот, я бросаю его на дно ящика – не хочу больше никогда его видеть – и выхожу в коридор. Голос принадлежит рыжеволосой девушке, которая только что с неуверенным видом шагнула в студию.

Лия все-таки пришла.

– М-м-м-м. – Я тщательно скрываю удивление. – Привет, заходи.

Сняв куртку, она робко проходит вперед. Я бросаю быстрый взгляд на свое рабочее место: не образец порядка, конечно, но и не полный бардак. Уилл явно преувеличил.

– Прости, что опоздала, – извиняется Лия. – Заблудилась по дороге и… в общем, я не знала, как с тобой связаться, и не сразу нашла…

– Все в порядке.

Я отхожу от двери, пропуская ее. Неловкость просто зашкаливает. Лия заходит в кабинет, с любопытством оглядываясь по сторонам. Интересно, впервые ли она в тату-салоне? На первый взгляд татуировок не видно. Но, возможно, у нее что-то набито в менее заметном месте. Что-то маленькое – например, сердечко, слово «мир» или прочие расхожие банальности.

Я прислоняюсь к стене, засунув руки в карманы. Заметив мой взгляд, Лия начинает поспешно рыться в сумке.

– У меня есть пара вопросов, – говорит она, доставая ручку и блокнот, и тут же раскрывает его на одной из последних страниц. – Не хочу отнимать у тебя много времени. Наверняка у тебя есть планы.

– Все нормально. Мне все равно нечем заняться.

Лия озадаченно смотрит на меня.

– Но сегодня же суббота.

– Моя последняя тусовка закончилась как-то не очень.

Я имею в виду ту последнюю вечеринку. Наш поцелуй. Вернее, наш второй поцелуй. Судя по всему, Лия уловила намек, потому что теперь она нервничает еще сильнее.

– Приступим? – предлагает она, прочистив горло.

– Вперед.

Ну, это будет странно.

– Как ты начинал?

– Свою первую татуировку я сделал в шестнадцать, – говорю я. – Потом познакомился с Пич, владелицей студии. Я рассказал ей, что рисую, она попросила показать эскизы, и они со своим парнем взяли меня учеником. А больше ничего интересного.

Не знаю, как ей это пригодится, но Лия все равно записывает.

– И сколько ты провел в учениках?

– Ну нет, теперь моя очередь. – Я на секунду задумываюсь. – Как давно ты пишешь?

Тишина. Она смотрит на меня своими зелеными глазами.

– А зачем тебе?

Я пожимаю плечами. Похоже, Лия мне не доверяет.

– Кажется, всю жизнь, – наконец отвечает она. – Мама говорит, что я научилась читать и писать раньше, чем говорить.

Я киваю. Информация за информацию. Честный обмен.

– Учеником я считался несколько лет. Тут нет четких сроков, все зависит от обстоятельств. Например, у бездарного учителя ты и за пять лет ничего не узнаешь. А если мастер в тебя вкладывается, то уже через пару месяцев сможешь более-менее разбираться в теме. Мне с Пич повезло, но я был еще сопляком, когда начинал, нужно было сперва повзрослеть.

– Это она была твоим учителем?

– Конечно. Хотя она предпочитает, чтобы к ней обращались «сенсей».

Лия фыркает. Похоже, я сам добиваюсь того, чтобы рядом с моим именем заглавными буквами написали «идиот».

– Что ты пишешь? – спрашиваю я уже более серьезным тоном. Мне и правда интересно знать.

– Книги.

– Это понятно, но в каком жанре?

– Ты потратил свой вопрос, моя очередь.

– Сначала ответь нормально. Так о чем?

– Любовные романы.

– Дай угадаю. Слащавые и сентиментальные истории?

Молчание. Ну разумеется, так оно и есть. Но право задавать вопросы перешло к ней.

– Куда сложнее всего наносить татуировки?

– В целом хороший мастер справится с любой зоной, но самые сложные места – ладони и ступни. И еще шея. – Я машинально бросаю взгляд именно на эту часть ее тела. – Теперь моя очередь.

Итак, что же я о ней знаю? Ее зовут Лия. Она первокурсница, изучает литературу. Ее бывший – кретин, лучшая подруга ненавидит нас обоих. С самой Лией мы не ладим. И все же она