Хрустальная ложь - М. Эль

подошёл ближе, медленно, его движения были осторожными, будто он боялся, что она исчезнет. И, опускаясь перед ней на одно колено, сказал спокойно, почти шутливо, но с едва уловимой дрожью в голосе:

— Я. Если госпожа Андрес позволит.

Она едва не рухнула. Колени превратились в воду, тело перестало слушаться. Она сделала шаг назад, зацепилась за воздух, её зрение помутнело.

Виктор поднялся с колена. Подошёл ещё ближе. Раскрыл руки так, как делал всегда — когда хотел, чтобы она сама решила, когда давал ей свободу выбора, зная, что она всегда вернётся.

Его голос был тем самым — родным, низким, обволакивающим.

— Хотя… госпожа и так моя. Уже давно как. Верно, змейка?

Он кивнул на её правую руку. На кольцо. То самое. Которое она всё это время носила, как оберег, как клятву, как нерушимую связь с ним.

У Валерии рухнул весь воздух из грудной клетки, она издала какой-то рваный, больной звук — даже не всхлип, а стон, как у человека, который слишком долго держался на пределе, на краю бездны.

И в следующее мгновение она просто бросилась вперёд. Не шагнула — кинулась, как будто боялась, что если замедлится хоть на секунду, он исчезнет, растворится в воздухе, как призрак из её кошмаров.

Её руки обвили его шею так крепко, что Виктор едва не потерял равновесие. Она прижималась к нему всем телом — живот, грудь, плечи, руки — как будто пытаясь проверить, настоящий ли он, живой ли он, не мираж ли это. Пальцы дрожали, хватали его за рубашку, будто боялись отпустить его даже на мгновение.

Виктор охнул тихо — от облегчения, от счастья, от шока, который, как оказалось, был не только у неё. Он закрыл её в своих руках полностью, прижав к себе так, как держат тот самый последний шанс в жизни, то, что потерял и вновь обрёл.

Он целовал её волосы, висок, линию брови, её мокрые от слёз щёки. Целовал отчаянно, глубоко, как человек, который больше никогда не хочет пережить разлуку, как будто пытался впитать её в себя.

— Рия… — прошептал он ей в макушку, голос его был низким, дрожащим от сдерживаемых эмоций. — Девочка моя.

Мужчина гладил её спину, плечи, щёки, по очереди, как будто боялся пропустить хоть сантиметр её кожи, подтверждая её реальность.

Валерия плакала, вцепившись в него так, будто даже смерть не смогла бы их разделить, будто это объятие было их последним убежищем.

— Где ты был… где ты был… — её голос то появлялся, то ломался, её слова были прерывистыми всхлипами. — Я думала… я думала…

Виктор чуть отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо, взял её за щеки, вытирая слезы большими пальцами.

Его глаза тоже блестели от непролитых слёз. Он держался — но она видела, как его качает изнутри, как сильно он пытался сохранить самообладание.

— В плену, — честно ответил он, его голос был глухим, хриплым. — Долго. Слишком. Но теперь я здесь, жизнь моя. Теперь уже всё хорошо.

Валерия покачала головой, снова всхлипнула и уткнулась носом ему в шею, вдыхая родной, любимый запах, которого ей так не хватало.

Виктор крепче прижал её, качая из стороны в сторону, как ребёнка.

— Ну что ты, дьяволица моя? — прошептал он ей в ухо, мягко и смешливо, но с ноткой облегчения. — Ты чего раскисла, а? Я же рядом. Всё обошлось.

Он поцеловал её висок, чуть ниже, туда, где кожа теплее, где бился её пульс. — Я больше не уйду. Никогда.

Виктор улыбнулся уголком губ, но в улыбке была сталь, предупреждение тем, кто пытался их разлучить. — И если ты думала, что отделаешься от меня... — он усмехнулся, прижимая её к себе крепче, — Ты сильно-сильно ошибалась.

Валерия хрипло засмеялась — сквозь слёзы, сквозь всхлипы, как человек, который впервые за много месяцев может дышать полной грудью, которому вернули воздух.

Она ударила его кулаком в грудь — слабенько, почти по-детски, от избытка эмоций.

— Сволочь… — выдохнула. — Я… я…

Виктор поймал её руку, поцеловал запястье, там, где под кожей бился пульс.

— Я знаю, — шепнул он. — Т-с-с. Я знаю, что ты прошла.

Она всхлипнула ещё раз и снова уткнулась в него, находя убежище в его объятиях.

Киллиан наблюдал за этой сценой. Спокойно. Ровно. Но с глазами, полными сотен эмоций — облегчения, гордости, понимания, грусти. Он видел, как его ледяная, стальная, неприступная дочь тает в объятиях этого человека, как она становится просто женщиной, любящей и любимой. Он видел, как Виктор держит её — не как куклу, не как принадлежность, а как женщину, как равную, как часть себя.

Киллиан медленно выдохнул. Это был редкий момент, когда он позволил себе облегчение, сняв с себя груз заботы о её счастье.

Виктор поднял взгляд — и уважительно кивнул Киллиану, их глаза встретились, обмениваясь безмолвным пониманием.

Киллиан ответил тем же, чуть склоняя голову, признавая в Викторе не только будущего зятя, но и достойного лидера.

— Забери её домой, — тихо сказал он. — Она устала.

А потом они снова вернутся. На свадьбу. Так Виктор обещал Киллиану, чтобы всё было по правилам.

Виктор снова поцеловал Валерию в висок, его губы задержались на её коже.

— Слышала, змейка? — сказал он ей самым мягким тоном, которым только умел, этим голосом, который растворял её. — Домой.

Она тихо кивнула, носом всё ещё упираясь в его плечо, не желая отрываться. Он поднял её на руки, как будто она весила меньше воздуха, осторожно, но уверенно.

И впервые за долгое, слишком долгое время Валерия позволила себе расслабить пальцы, позволила себе не держать мир на своих плечах, позволила себе поверить:

Он жив. Он вернулся. Она дома.

Виктор вернулся через час. Не увез Валерию в Нью-Йорк. Оставил в спальне этого дома на San Pietro Alto, который теперь принадлежал ему. Здесь. В столице. На её родине. Её комфорт и здоровье были важнее всего. Она вымоталась. Его девочка была морально истощена, и ему было достаточно видеть её спокойный сон. Всё то время, пока Валерия спала, он сидел рядом с ней, держал её за руку, гладил пряди волос, убирая их с лица, и каждый вдох проверял, будто боялся, что она исчезнет.

Она спала спокойно. Наконец.

Он спустился вниз.

Алан ждал. Не в кабинете, не в гостиной, а в полумраке холла, словно человек, ждущий приговора. На этот раз не с гордостью, не с холодом в глазах. Он выглядел… мальчиком. Тем самым мальчиком, которого Валерия защищала в детстве от любых невзгод.

— Ты хотел поговорить, — тихо сказал Алан, его голос