Хрустальная ложь - М. Эль

Виктор рассмеялся — коротко, жёстко, без всякого веселья.

— Ты потеряешь её из-за этого. Навсегда.

Пауза. Тяжёлое дыхание на другом конце провода. Алан тяжело вдохнул.

— Я ещё не решил, что с тобой делать...

— О, не утруждайся мыслями, мальчик. — Виктор сел в машину, Марио дал ему ключи, его лицо было зелёным от ужаса. — Я сам скажу тебе, что ты сделаешь.

— И что же? — в голосе Алана прозвучала смесь вызова и страха.

— Ты скажешь ей. Что я иду за ней.

Алан выдохнул — нервно, как загнанный зверь.

— Это война, Энгель. Ты понимаешь?

— Нет. Это ты затеял войну. А я — просто забираю свою женщину.

Для него это прозвучало как приговор.

— И, Алан… — добавил Виктор тихо, его голос был смертельно спокойным. — Если хоть один человек из клана Андрес тронет её пальцем…

Пауза порезала эфир, давая Алану осознать всю тяжесть его слов.

— Я сделаю так, что на карте Европы появится пустое место.

Виктор сбросил вызов.

Сзади комплекс продолжал гореть, языки пламени поднимались к облакам, окрашивая ночное небо в кроваво-красные тона. Это было только начало.

— Держись, змейка, — прошептал мужчина, сжимая руль. — Я иду.

...

Аэропорт был пустым — ночь, тихая, тёплая, липкая от слабого морского ветра, приносящего запах соли и далёких сосен. Виктор сидел в зале ожидания, с билетами в кармане, с дрожью в руках, которую скрывал даже от себя самого, пытаясь сжать кулаки.

Она там. В плену. В своём доме. Она думает, что он умер. Она оплакивает его.

И именно эта мысль разрывала его, больнее, чем любые удары, полученные в подвале.

Виктор поднялся, медленно, словно его тело всё ещё не верило, что оно может двигаться без боли. Прошёл к выходу на улицу, его шаги были бесшумными. Вытащил сигарету. Руки всё ещё дрожали.

Щёлк — огонёк зажигалки осветил его лицо, усталое, изрезанное шрамами, с днями недосыпа, которое выглядело старше на десятилетия. Он затянулся — глубоко, до лёгких, пытаясь успокоить нервы. Дым повис облаком в прохладном воздухе, быстро рассеиваясь.

И он нажал на номер, который никогда раньше не набирал добровольно, всегда избегая прямого контакта с главой клана Андрес.

Гудки тянулись долго, каждый из них казался вечностью. И вдруг — голос. Хриплый, сдержанный, уставший.

— Да, слушаю.

Виктор молчал одну секунду. Потом другую. В его голосе не было ни угрозы, ни злости, ни торжества. Только голая, израненная правда, которая пробивалась сквозь маску хладнокровия.

— Глава Андрес… это Виктор.

На той стороне наступила тишина. Такая, что даже шум аэродрома, доносившийся издалека, будто исчез, поглощённый этой внезапной пустотой.

— …Что? — наконец выдохнул Киллиан, его голос был полон неверия. — Это… чёрт. Ты жив?

— Жив. — Виктор хрипло усмехнулся, его смех был безрадостным. — Видимо, ваш сын плохо выучил слово «незаметно».

Киллиан тяжело выдохнул. Настолько тяжело, что Виктор впервые услышал, как тот старел в один миг, его голос звучал так, будто он пережил что-то невообразимое.

— Я не знал, Виктор. — Его голос звучал… искренне. В нём была неподдельная растерянность. — Клянусь. Я не знал, что Алан…

Он прервался, будто подбирал слова, пытаясь найти объяснение непростительному поступку сына.

Виктор затянулся снова, медленно выпуская дым, его глаза были закрыты.

— Сына спроси. Он вам объяснит лучше. И это будет долгий разговор.

Холодно. Ровно. Без жалости. На том конце — тишина.

А потом…

— Как она? — спросил Виктор, и этот вопрос вышел почти шёпотом, его голос был едва слышен, но в нём было столько боли и тревоги, что это пронзило Киллиана насквозь. Он впервые позволил себе звучать… смертельно уставшим, беззащитным.

Киллиан не сразу ответил. Когда заговорил — голос его был сломан, в нём читалось глубокое отчаяние.

— Плохо, Виктор. Так плохо, что я, будучи её отцом… не могу это видеть. Она увядает на глазах.

Виктор закрыл глаза. Сжал зубы, чтобы не сорваться, чтобы не прорычать в трубку, чтобы не сойти с ума от этой информации.

— Она плачет? — спросил он тихо, его голос был почти неразличим.

Киллиан стёр ладонью что-то — Виктор слышал этот звук, этот жест боли.

— Если бы только. Она… пустая. Она не ест. Не спит. Она даже не злится. В доме тишина. Все ходят, как по минному полю, боясь её даже касаться. Сейчас строит побег, я уж вижу. А ночью…

Он замолчал. Глубокий, болезненный выдох.

— Она зовёт тебя. — выдохнул Киллиан, и это было признание, сломавшее его.

У Виктора перехватило дыхание. Он закрыл лицо ладонью, сигарета чуть не выпала из онемевших пальцев.

— Она думает… она уверена… что ты мёртв, Виктор.

Мужчина выругался тихо, беззвучно, но его губы беззвучно проговорили самое страшное ругательство, которое он знал.

— Я лечу. — сказал он, его голос был твёрд, как приговор.

— Знаю. — Киллиан звучал так, будто улыбается безрадостно, принимая неизбежное. — И препятствовать я не собираюсь.

Виктор замер.

— Без людей. — добавил Киллиан. — Через западный порт. Тебя пропустят. Я уже дал приказ. Клянусь — тебя никто не тронет, ни один человек Андрес.

— Вы мне… доверяете? — Виктор сам удивился вопросу, ведь никогда бы не подумал, что глава Андрес пойдёт на такое.

— Нет. — твёрдо ответил Киллиан, его голос был спокоен. — Я доверяю ей. Если она выбрала тебя — значит, это не просто так. Значит, ты достоин.

Виктор выдохнул. Тяжело, хрипло, с горечью и благодарностью одновременно. Неожиданное облегчение.

— Спасибо…. — произнёс он устало, но искренне, понимая масштаб этой уступки.

Киллиан хмыкнул, в его голосе прозвучали нотки старой мудрости:

— Просто привези мне мою девочку обратно. Живой. И… береги её.

— Берегу. Буду. — Виктор посмотрел на свои дрожащие пальцы, на израненные запястья. — До последнего вздоха.

— Жду тебя, Виктор.

Связь оборвалась.

Виктор остался один на пустой полосе, в свете фонарей.

Сигарета догорела до фильтра, обжигая пальцы. А он смотрел на ночное небо и шептал в пустоту, в морской ветер:

— Подожди чуть-чуть, Mon amour. Я рядом.

Глава 62

Валерия не вдохнула. Просто замерла. Её мир, только что казавшийся таким ясным и определённым, рассыпался на мириады осколков, а потом собрался вновь, но уже совершенно иначе.

Высокий. Живой. Пугающе знакомый. Абсурдно настоящий. Тот, кого она хоронила в собственных снах, кого оплакивала ночами, чьё отсутствие было физической болью. Тот, кого она клялась найти или отомстить за него.

Виктор.

Его глаза смотрели прямо в неё. Тёплые. Неживые бы не были такими. Они были наполнены облегчением, любовью и какой-то древней, глубокой тоской. Он