Грёзы ангела - Татьяна Ренсинк

Вы плавать умеете? – Нет, – хихикнула Вера. – А вы научились? – Да, знаете ли. Родители позаботились, – засмеялся Фредерик. – Тогда вам здесь утонуть не грозит, – вздохнула Вера с улыбкой, отвечая так же шутливо, как и он. – Ах, и всё же, Венеция, или даже Амстердам мне кажутся гораздо более защищёнными от моря, чем Петербург. Однако, хочу похвалить великого Петра, что он жертвовал всем ради будущности. – Простые люди до сих пор живут с верой во славу потомков, – добавила Вера. – В этом есть нечто благородное. Оттого мне здесь и по душе. Чувствуется бескорыстное, чистое, поэтическое даже, – вновь любовался ею Фредерик.

– Мне приятно, что вам нравится в России, – заблестели её глаза слезами нежности.

– Мне нравится подле вас... А вокруг... К сожалению, как и во многих других странах, безупречная верность да абсолютная честность не спасают от заключения в крепости, – тихо говорил Фредерик. – Вам что-то угрожает? – забеспокоилась Вера уже не на шутку. – Полагаю, я должен вернуть то, что получил, господину Гебгардт, – отправился дальше в медленную прогулку с ней Фредерик. – Я бы мог отдать медальон и деньги вам, но это будет трусостью. Поэтому постараюсь вернуться с тем добром, поговорить с ним сам. Уверен, он знает, кто я и как я выгляжу.

– А я уверена, всё будет замечательно, – кивнула с поддержкой Вера.

– Вы знаете этого человека настолько хорошо? Может, слышали, есть ли у него родственники, скажем,... братья какие? – продолжал вопрошать Фредерик, стараясь не посвятить Веру во всё случившееся. – Почему? – удивлялась она. – Слышала, есть кузены. Два, кажется. Вскоре прогулка их прервалась тем, что Фредерик на первом попавшемся городском экипаже вернулся с Верой к дому Гебгардт. – Я не могу больше ждать, – пояснил он, когда они стояли перед дверью, и поцеловал ручку взволнованной Веры, в глазах которой был страх. – Я обязан вернуться за тем богатством в гостиницу. Подумал, не брать это сегодня с собой, но когда услышал, что господин Гебгардт вернулся... – Вы покидаете Россию? – вдруг озвучила Вера свой вырвавшийся страх, и Фредерик замолчал. Он долго смотрел в глаза милой спутницы, ставшей ему дороже любых сокровищ, любых красот мира, которые когда-либо хотел увидеть. Застывшие слёзы в её глазах отражались болью в его душе, и Фредерик был намерен действовать скорее, как мог, чтобы спасти, чтобы оградить это хрупкое создание от большей боли. Он нежно погладил щёки Веры, не отрывая ласкового взгляда, и их губы вновь слились в поцелуе. И тот, освобождая зов душ, помогал понимать им обоим: жизни друг без друга быть уже не может. Только вышедший вновь на улицу сам господин Гебгардт кашлянул, чтобы отвлечь влюблённых. Те тут же оглянулись и встали рядом... – Прошу,... путешественник, – строго Гебгардт пригласил Фредерика пройти за ним...

31

Глава 31

Веру дома встретила Оделия. С порога она обняла так крепко, будто не виделись множество лет...

– Что случилось? – волновалась Вера ещё больше. – Почему твой папенька хочет говорить с Фредериком? Он его увёл... – Милая моя, – поцеловала Оделия подругу в щёчку, а в глазах еле сдерживала слёзы. – Тебя оберегает. Он, как увидел Фредерика, в лице переменился. Чуть не вернул тебя уже утром домой. Я не позволила. Сказал он, что этот человек тебя не достоин да сообщил, что вчера ночью... Тут Оделия замолчала, видя, как Вера мотает головой, всё отрицая: – Нет, дорогая. Он самый лучший. Не поверю никогда никаким дурным слухам про него. – Я верю, да папенька мой упрям. Обожди, – кивнула Оделия и тут же поднялась на верхний этаж, где прямо перед лестницей была дверь кабинета отца. Она прильнула к двери ухом и стала слушать разговор. Вера осталась внизу и ждала подругу, а в душе всё неприятно сжималось, по телу бежал холод... Только сердце грело и будто шептало: всё будет хорошо... – Вера ещё не знает, что дядя её прошлой ночью не проснулся. Умер во сне... Вот теперь вы знаете, что она совершенно одна. Единственные, кто заботятся о ней, кто помогут жить дальше, это мы. – Я не оставлю её, – твёрдо прозвучал голос Фредерика. – Немедленно вернусь в гостиницу, заберу те деньги и медальон да верну их вам. – Оставьте всё это добро себе. Пусть будет платой за помощь да чтоб подальше держались от этого дома и Веры, – строго выдал Гебгардт. – Боюсь, не в моих правилах вот так вот предавать, – усмехнулся Фредерик. – Боюсь, что не могу позволить вам дальнейших встреч с Верой, – с нарастающей яростью продолжал говорить Гебгардт. – Подумайте сами. Вы католик. Она – нет. Она свято следует русским традициям, свято дорожит родными местами. Вы – нет. Она чистая, святая девушка. Вы же шляетесь по домам терпимости. Да, мне известно всё о похождениях в Москве и о том, что у вас с вашим другом руки поднялись убить моих обоих кузенов, хотя те и заслужили сей участи. Фредерик только и смог усмехнуться:

– Это кто же вам донёс о таком? Или сами там были?

– Может, и был, – говорил Гебргардт с возмущением. – Не понаслышке знаю о девках, с которыми ночи проводили! – Ночи даже. Удивительно, – кивал Фредерик. – Вы немедленно покинете этот дом. У нас не увеселительный театр и публичных девок не имеем! – указал рукою на дверь Гебгардт. Продолжать беседы с ним Фредерик не собирался. Всё было ясно и договариваться об ином было, как видно, невозможно. Фредерик покинул кабинет и сразу, как только вышел, взгляд его пал на стоящую внизу Веру. Она взволнованно смотрела в ответ. Заметив, что рядом стоит Оделия, Фредерик мельком взглянул на неё, на широко раскрытые глаза и понял, что она слышала всю беседу. Медленно спустился Фредерик по лестнице к Вере, но возглас вышедшего из кабинета Гебгардта заставил молчать: – Убирайтесь немедленно! По-хорошему! Вера смотрела в глаза Фредерика. Их показавшиеся слёзы дрожали так же, как и душ. Мир, казалось, рушится, и вся былая сказка кончается, не начавшись... – Публичных домов в Петербурге хватает! Фредерик только и смог прошептать Вере, никак не принимающей его уход: – Простите и прощайте. Я, правда, недостоин... – Нет, – мотала она