Я поверю в его слёзы - Светлана Анатольевна Лубенец

— Вероника, — он подошел ближе. — Вернись по-хорошему, иначе будет по-плохому.

— Это как? — и ехидно вздернула брови.

— Хочешь узнать? — злая усмешка.

— Что, убьешь меня?

— Нет, всего лишь изнасилую.

Я аж дар речи потеряла от такого заявления, круглыми глазами уставившись на него. Села в постели, укутываясь в одеяло, и отползла на другой край.

— Что, язык проглотила? — он, хищно скалясь, начал обходить кровать.

— Не приближайся, — я вскочила, отскакивая от него.

— Уже не такая смелая? — забрался ко мне. Я соскочила на пол, попятившись к двери.

— Не подходи, — и рванула на выход. Но успела лишь выбежать из комнаты, как он поймал меня. Резко прижал лицом к стене, от чего я больно ударилась коленом. Заломил одну руку за спину. Воздух со свистом покинул мои легкие.

— Ты же столько раз утверждала, что я урод, лишил тебя выбора, — горячее дыхание на ухо, а вторая его рука пробралась под майку, накрывая обнаженную грудь, больно сжимая её. Я дернулась, но он лишь прижался своим телом к моему, лишая меня возможности даже пошевелиться. — Утверждала, что я уже сделал с тобой самое плохое, что могло с тобой произойти, — отпустил вторую мою руку, что мне совсем не помогло, и скользнул освободившейся ладонью под мои шорты, и под стринги. Я попробовала лягнуть его по ноге, но он лишь расставил ноги шире, лишая меня и этой возможности. — И ты же в этом так уверена, — выдохнул, и, резко убрав свои руки с моего тела, закинул меня себе на плечо. Я тут же принялась вырываться и бить его по всему, до чего могла достать. Не помогло.

Он вернул меня в свою комнату и резко бросил на кровать. Лишь мгновение мне понадобилось, чтобы нормально вздохнуть, и я тут же села, отползая назад от нависшего сверху Игната. Дернулась в сторону, намериваясь уйти, но он сильно схватил меня за талию, и дернул обратно. Уложил на лопатки, завел руки за голову. Ноги больно прижал коленями.

— Пусти, — я пробовала вырвать руки, но куда там мне.

— Дура, — сказал, как выплюнул. Отпустил меня, подвелся и ушел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Я же, с все еще бешено бьющимся сердцем, абсолютно не знала, что делать. Но оставаться в комнате брата теперь было страшно. А потому, на трясущихся ногах, я осторожно отправилась на выход. Открыла дверь и... замерла. Игнат стоял напротив, лбом и кулаками касаясь стены. Он не обернулся, но и идти дальше я не решалась.

— Я бы тебя не тронул, — спокойным голосом произнес он, от чего я вздрогнула и попятилась. — Не тронул бы против твоей воли, — и обернулся, все таким же черным взглядом глянув на меня. Я замерла, боясь пошевелиться. Он замолчал.

Еще с минуту мы глядели друг на друга, а после он резко пошел к выходу. Схватил ключи и вылетел из квартиры.

Я обхватила себя руками за плечи, дрожа всем телом. Я не хотела ни в его постель, ни в свою. Мне было плохо морально. Мне было плохо физически.

Я так и стояла на месте, не зная, куда деваться. В спальню родителей не хочу, в ванную — тоже. Кухня — не вариант. На улицу — глупо, и так болею.

В итоге все же отправилась в свою комнату. Достала из шкафа плед и укуталась в него, забравшись на подоконник. Задернула штору, чтобы меня не было видно, прислонилась лбом к стеклу и уставилась вниз, на те самые качели, что сейчас одиноко пошатывались от порывов ветра. Мелко накрапывал дождь.

Игната я заметила уже тогда, когда он подошел к качелям спустя полчаса, может больше, а может и меньше. Судя по почти сухой белой футболке, до этого он ездил в машине.

Он стоял ко мне спиной, и я не видела, что он делает. Но когда повернулся, я подскочила на месте и от того ударилась затылком об стену.

— Черт, — я потирала ушибленное место, глядя на курящего брата с открытой бутылкой коньяка в руке. И не верила своим глазам. — Он с ума сошел?! Он же бросил курить! — негодующе воскликнула я. И это было правдой. Начал курить в пятнадцать, а в восемнадцать бросил. И с тех пор я не видела ни единой сигареты в его руках. До этого момента.

Игнат же, не подозревая о том, что я за ним наблюдаю, преспокойно опустился на качели, сделал прямо из горлышка несколько глотков алкоголя, и вновь затянулся.

— Черт, — я от злости и растерянности не знала, что делать. Хотелось пойти и настучать ему по голове. Но из-за последних событий... Мне все еще было страшно.

Из коридора послышались голоса, возвещающие меня о том, что родители вернулись. Я быстро соскочила с подоконника и нырнула в постель, тут же закрыв глаза. Дверь открылась буквально через несколько секунд.

— Вероника? — послышался голос мамы. Я промолчала, усиленно притворяясь спящей. И плевать, что рано. Я же болею, мне можно. Главное, чтобы она не заметила, как сильно у меня бьется сердце.

Родительница подошла ко мне, убрала упавшие на лицо пряди, и осторожно дотронулась до лба. Поправила на мне одеяло и удалилась.

Я же, стараясь не шуметь, вернулась к окну, вновь глянув вниз. Игнат продолжал гробить свой организм.

— Идиот, — прошипела я, и, наплевав на все, подскочила к шкафу. Достала джинсы, какую-то первую попавшуюся футболку сиреневого цвета, и быстро переоделась. Направилась на выход.

Осторожно выглянула в коридор. Чисто. Приглушенные голоса раздаются из родительской спальни. Быстро прошмыгнула к двери. На босые ноги напялила кроссовки, схватила ключи, и выскочила из квартиры, постаравшись как можно тише закрыть за собой дверь. Быстро сбежала по ступенькам, вылетела во двор и тут же направилась к качелям. Игнат меня заметил лишь тогда, когда я подсочила к нему и вырвала из рук бутылку и сигарету.

Он поднял на меня злой взгляд, явно намериваясь обматерить, но замер, увидев, кто перед ним.

— Ты совсем идиот? — зашипела я, воспользовавшись его временным ступором. — У тебя рак, а ты пьешь и куришь! Куришь! С каких пор ты вновь куришь?! — в негодовании воскликнула, выбрасывая злополучную сигарету куда-то на газон, а коньяк выливая прямо на песок. Капли дождя неприятно падали на волосы, лицо и плечи. Учитывая, как я оделась...

— Ты что здесь делаешь?! — подскочил Игнат, тут же схватив меня за предплечья и притянув ближе к себе. — Сбрендила?! Хочешь окончательно заболеть и в больницу загреметь?!

— Тоже самое, видимо, хочешь и ты, — фыркнула,