Сладкий - Маша Ловыгина

– Эй! – Голос ее тонул в вязком ватном облаке. – Люди, ау! Я... я здесь!

Она понеслась вперед. Как ей казалось, в нужном направлении. Но уже через несколько метров сердце ее сжалось от подступившей паники. Запнувшись, Варя упала на колени и, пока вставала, набрала полные валенки снега.

– Я домой хочу... – всхлипнула она и попыталась отряхнуться. Но снег валил, как будто на небе прорвало огромную пуховую перину. Даже дышать стало невмоготу, словно перья действительно лезли в нос и рот, забивали гортань и лишали воздуха. – Господи, какая же я дура! Репортаж этот... Пропади он пропадом! Ау! – еще раз истерично прокричала она, но тут же убедилась в бесполезности своих действий.

Никто не услышит. Никто даже не догадывается о том, что она поперлась на озеро. Все спят и не думают, что кто-то, полагаясь на авось, преисполненный глупой самоуверенности, решил проверить идиотские домыслы на собственной шкуре...

Внезапно Варе показалось, что где-то сбоку промелькнула тень, которая в ее испуганном сознании тут же приобрела нарочито гигантские размеры. Волосы зашевелились на ее затылке, а зубы выбили что-то вроде чечетки.

– Кто здесь? – сипло прошептала она и присела от страха.

Разумеется, никто ей не ответил. Еще несколько мгновений вокруг царила мертвая тишина, но вот уже где-то высоко, прямо над ее головой, завыло и застонало. Ветер заметался, поднимая вверх успевший коснуться льда снег, и Варвара оказалась посреди сумасшедшей круговерти, словно внутри рождественского снежного шара, который кто-то тряс и при этом злорадно смеялся.

Варя рысью бросилась вперед, закрывая лицо от беснующейся пурги.

Идти становилось все труднее. Да и куда идти, если сбивает с ног, а сознание отказывается поверить в то, что это все происходит на самом деле.

Капюшон шубки постоянно срывало. Казалось, снег забился уже в каждую щелочку, колени жгло, а лицо превратилось в мокрую холодную маску.

Варвара уже не кричала, просто двигалась, едва перебирая ногами и втянув голову в плечи, пока в очередной раз не запнулась и не упала. Свернувшись калачиком, она прижала руки к животу и тихо заскулила, с ужасом представляя, что через некоторое время превратится в сугроб и замерзнет насмерть посреди этого бушующего ледяного безумства...

Стервы дурами не бывают

От собачьего воя зазвенело в ушах. Егор заворочался, вытащил подушку и прижал ее поверх головы.

Пес продолжал голосить, а вскоре, судя по скребущим звукам, и вовсе стал ломиться в дверь.

– Твою же пёсью мать... – Столетов ударил ладонью по бревенчатой стене, сел и с протяжным стоном широко зевнул. – Ну и гад же ты, Джек. Такой сон испортил!

Он нащупал на столе спичечный коробок и в свете голубоватого огня разглядел впаянную в железную кружку свечу. Через пару секунд оранжевый полукруг заплясал по комнате и безумным отблеском замерцал в глазах собаки. Пес смотрел на Егора немигающим взглядом, от которого у того мурашки пробежали по телу.

– Да понял я, понял... – Егор прошлепал до двери и взялся за дверную ручку: – Только быстро, ладно? Одна лапа здесь, другая там.

Но пес даже не шелохнулся. Столетов заметил, что шерсть на собачьем загривке вздыблена, а уши стоят торчком. Пес явно прислушивался, но не к его словам, а, вероятно, к тому, что происходило на улице. Егор усмехнулся:

– Я тебе сразу скажу, чтобы потом вопросов не возникало: в дом волки не войдут. Но если боишься... – Столетов задумался, а потом вздохнул и развел руками. – В общем, ты, конечно, прав. Надо было тебя раньше вывести. Мой недочет. Осознал, исправляюсь.

Он сунул ноги в валенки и надел куртку. На всякий случай прихватил ружье, закинув его за спину, – все-таки с ним было спокойнее. В ту же минуту пес кинулся мимо него в образовавшуюся щель, а когда Егор вышел следом, встал на задние лапы и заскреб когтями по двери в сенях.

– Бедолага, – буркнул Столетов. – Вон как тебя прихватило. Спасибо, что не сделал свои дела посреди комнаты. Я б тебя за это... – он не договорил и стал снимать железный крюк.

Пес выскочил наружу и опрометью понесся через двор.

– Эй, спринтер! Ты куда? – только и успел крикнуть Егор, когда в лицо мощным порывом ветра хлестануло снежной пургой.

Сквозь этот природный ералаш невозможно было разглядеть даже то, что делается в метре от дома, не то что убежавшую собаку. Прикрываясь от ветра согнутым локтем, Егор пригрозил:

– Куда тебя понесло? Делай свои дела и пулей домой, а то на улице ночевать останешься!

Собачий лай был едва различим в завываниях ветра. Но Егор и так понял, что пес умчался на приличное расстояние.

– Серьезно? – скрипнул зубами Столетов и сплюнул. Он зашел обратно в сени и даже захлопнул за собой дверь. Но, выждав с минуту, все-таки снова открыл ее и, подняв воротник, отправился на поиски собаки.

«Замерзнет ведь, гад хвостатый! А я виноват буду!»

Что-то болезненное и саднящее вдруг заворочалось и засвербело внутри. Столетов вдруг живо представил, что пес убежит, потеряется и околеет. От этих мыслей застучало в висках и разом пропали остатки сна.

Черт его знает, что с собакой такое приключилось. Может, отоспался, поел, и потянуло его снова к бродяжничеству? Не понимает, скотина такая, что Егор над ним уже, вроде как, шефство взял.

– Джек!

Новый порыв ветра буквально заткнул ему рот, и Егор опустил голову еще ниже, чтобы уберечь глаза от колючих снежинок.

«Снегу теперь нанесет, до обеда чистить буду, – пронеслось в голове. – А если зарядит еще на сутки? Ну и ляд с ним. Откопаемся».

Егор не видел ни отпечатков собачьих ног, ни собственного лыжного следа, по которому возвращался совсем недавно. Но за то время, которое Столетов провел в Прохоровке еще в детстве, все пути-дороги давно стали ему родными. С отцом они тут все исходили вдоль и поперек, когда за грибами, когда за зайцем, а когда и просто так, чтобы продышаться и поговорить. Но в такую сволочную погоду Егор еще ни разу не попадал. Подморозило знатно, а после бани и теплой постели ни один нормальный человек не поперся бы куда-то в такую метель. Дураком надо быть, чтобы добровольно согласиться на это. Как