Царствуй во мне - Наталья Ратобор

– Твои б слова да Богу в уши. До встречи, Лялечка. Помни обещанное.

Шевцов взял ее голову в руки и, приклонив к себе, поцеловал в лоб. Тяжелые косы, свесившиеся со склоненной головы задели его по груди.

Глава 12

О чрезвычайном происшествии в Бухаре

Отпраздновать в 1910-м Крещение Христово с близкими Валерий не сумел.

9 января в Российское императорское политическое агентство в Бухарском эмирате поступило тревожное донесение: на улицах столицы эмирата вспыхнула кровавая бойня между суннитами – таджиками и узбеками, и крупной иранской шиитской диаспорой.

Верховный кушбеги Бухары[16], будучи шиитом, невольно спровоцировал конфликт, впервые разрешив шиитскому населению открыто проводить на улицах города обряд «шахсей-вахсей»[17]. Протестуя, студенты-сунниты устроили демонстрацию, сорвавшую траурный ритуал ирани. Между приверженцами разных исламских течений возникла свара, которая переросла в кровопролитные стычки. Более многочисленные сунниты убивали ирани, те не оставались в долгу. С обеих сторон погибло свыше тысячи человек. Ситуация вышла из-под контроля, и власти эмирата отправили российскому императору посольство с отчаянным зовом о помощи.

Резня продолжалась три дня, вплоть до прибытия в Бухару российских войск. 11 января по Среднеазиатской железной дороге были доставлены из Самарканда пехотная стрелковая рота с пулеметами и три казачьих сотни. Мятежники встретили их ожесточенным сопротивлением. Командир усиленной роты полковник Панин распорядился установить на крепостной стене пулеметы. Подстрекаемые джадидами[18]и британскими шпионами, обезумевшие бухарцы готовы были приступом брать крепостные стены. Но несколько вразумляющих очередей рассеяли смутьянов.

Наутро командующий штабом корпуса туркестанской армии генерал-майор Лилиенталь принимал у себя наследника эмирского престола. Шевцов присутствовал в качестве переводчика.

Сеид Алим-хан долго с восточным красноречием приветствовал спасителей от имени правящего эмира, побоявшегося, однако, самому явиться в бунтующую столицу. Он обвинял возмутителей порядка в злоумышленном посягательстве на нынешнее государственное устройство, со свойственной ему восточной хитростью намекая, что мятежники выступали и против российского протектората.

Позже генерал-майор встретился с делегацией протестующих. Вопреки ожиданиям вместо шумной неграмотной толпы в зал вошла чинная группа студентов-суннитов, вручивших ему тщательно составленную петицию с требованием сместить с должности верховного кушбеги Бухары и несколько высокопоставленных чиновников-шиитов, включая и самого господина Алим-хана.

С позволения командующего, Шевцов снабжал перевод своими комментариями, делая паузы, в которых переспрашивал делегатов и тщательно доискивался до подлинных причин из слов и поступков. Уверенный, что многие из присутствующих студентов понимают русский язык, а заводилы беспорядков и английский, особо важные, конфиденциальные сведения излагал он по-французски.

Штаб корпуса счел нужным встретиться с суннитским духовенством и чтецами манкабатов[19]в шиитских мечетях. И те и другие жаловались на клановое местничество, несправедливое правление, излишнюю жестокость по отношению к недовольным – и жаждали реформ.

Оценив ситуацию и послав докладную записку министру внутренних дел господину Столыпину, генерал-майор заключил, что надо удовлетворить требования большей части населения и сместить нерадивых правителей. Уже 15 января противоборствующие народы удалось примирить; публично был совершен совместный намаз. Закончив наведение порядка, рота убыла в Самарканд.

Встревоженные опасным «брожением умов» в мусульманской среде и подогреваемой извне тенденцией к религиозному фанатизму, Столыпин и военный министр Сухомлинов озаботились усилением разведки и увеличением числа агентов в среде местного населения. Отважному капитану Шевцову значительно прибавилось работы.

* * *

Валерий Валерьянович скоро прикипел душой к этому солнечному многонациональному оазису, к благодатному краю с шумными базарами и тихими, обожженными солнцем полуденными улочками; тенистыми духанами с резким запахом пряного, сочного жареного мяса. Он привык к лукавым зазывалам у изобильных лавок с пышными коврами, халатами, дивными специями и редкой утварью; к восточному гостеприимству, побуждающему распахиваться любые двери. Город отвечал Шевцову взаимностью. Тот же с сожалением расставался с многоликой и яркой Бухарой, когда пришла пора уезжать. Так он записывал в своем дневнике, которому доверял основные события своей жизни. Также он исправно помечал даты, когда семье рабочего Чернышова должен был прийти очередной его денежный перевод. Впрочем, это делалось вслепую: об их судьбе ему было мало известно.

Глава 13

Судьба детей убитого путиловца

Летом 1910-го Василий Николаевич Чернышов, сын погибшего в «кровавое воскресенье» рабочего-путиловца, уехал на золотые прииски в Сибирь. Завербовали его агенты «Лензото» – Ленского золотопромышленного товарищества.

Жалование обещали щедрое, рабочий день не более 11 часов в сутки, после смены дозволялось самостоятельно намывать золотой песок. Говорили, жилье там приличное. Сразу выплачивали 135 рублей авансом – деньги немалые. Знающий себе цену толковый работник, Василий Николаевич объявил вербовщику, что без жены не поедет. Охватив взглядом крепкую фигуру молодого, здорового парня с копной русых волос, и немного подумав, агент, сделал отметку в блокноте. Вскоре пришло уведомление, что управляющий разрешил Василию взять с собой супругу. Для молодой семьи предназначалась отдельная комната.

В надежде зажить своим домом молодые, недолго думая, отправились в путь. Перед этим Василий простился с сестрами – Марией Николаевной и младшей Варюшкой. Та надулась от обиды, что ее не берут в путешествие: начитавшись новелл Джека Лондона о приключениях золотоискателей, она мечтала, чтобы Василий взял ее с собой. Средний братишка Ксенофонт тоже собирался из дому: вольнодумного дурня уволили с завода за участие в стачке, после чего он попал под наблюдение полиции. Пришлось срочно отправлять его подальше от столицы, к родственникам в Кинешемский уезд Костромской губернии (под Костромой у ребят несчитано было родных).

* * *

По Транссибу с неделю теснились в душном вагоне. Измучились и запаршивели, помыться было негде. Выгрузившись с пожитками в Иркутске, они перебрались на подводы и по изматывающей жаре, сквозь тучи вездесущих оводов и мошки, долго тащились в Жигалово. Телеги были перегружены вещами и людьми: прибыло под тысячу искателей лучшей доли. Затем из Жигалово добирались до приисков в городе Бодайбо на притоке Лены.

Времени на бивак с полноценным отдыхом не предоставлялось. На коротком привале пили сырую воду прямо из реки. Отшелушивая скорлупу предусмотрительно купленных на иркутском вокзале вареных яиц, Василий Николаич исподлобья хмуро озирался на сопровождавший конвой.

– Смотри, Вась, точно каторжников везут, – прошептала ему супруга Глаша, поддев локтем.

– Не распускайте язык, Глафира Артемьевна, – остерег ее тот.

Василий и сам уже сообразил, что их ожидают непростые испытания; но все еще не терял надежды на лучшее. Да и мужское самолюбие не давало признать, что потащил жену на тяготы.

Добравшись до городка, Чернышовы совсем пали духом: в бараках теснота, спертый воздух, грязь. Их определили в комнату, где, кроме них, жило еще пять мужиков, с щетиной на угрюмых лицах. У дальней стенки спал чахоточный, тело которого ночами сотрясалось от кашля и резкого, удушающего сипения.