Три дня на перекрёстке - Андрей Белкин

– Ты на каком этаже жил?

– Сначала на 5 – один год, потом на 14 м. В блоке 1402. У меня от воспоминаний сердце сейчас выскочит!

– Что значит блок? – Карина взяла Ивана за руку, – успокойся! Ты что так разволновался?

– Не знаю, вспомнил юность, – Иван больше не рассматривал общежитие, он странно улыбался и, взглянув на Карину, прошептал, – столько всего накатило…! А блок – это однокомнатный номер с ванной и туалетом. Самое престижное жильё в общежитии. В основном, для аспирантов и блатных.

– А ты кем был? – хохотнула Карина.

– Блатным, конечно! Под стать моей девушке из будущего-прошлого!

– Я не блатная! – Карина прицельно ущипнула бок Ивана, – я сама всего добилась!

– Ага, – ёрничал Иван, прикрывая рёбра распластанной ладонью.

– Ты намекаешь на машину и квартиру! – девушка, пытаясь обойти защиту любовника, втискивала точёные пальцы под его руку.

– Только не ребро! – вопил Иван, пытаясь отбиться от её пронырливой атаки.

– Какой ревнивый! Щекотки боится! – Карина накинулась на Ивана всем телом, щекоча его, и предсказуемо переходя от «истязания» к объятиям и поцелуям.

– Если мы не угомонимся, на нас обратят внимание, а то и ментов вызовут – какой-нибудь оголтелый из оперотряда, – Иван отлепил возлюбленную от себя и вернул её на водительское кресло, – твои губы как малина, сладкие – сладкие!

– Хватит меня возбуждать, – Карина молниеносно ущипнула Ивана за бок.

Иван поймал юркую ладонь и перешёл в наступление. Теперь уже он щекотал Карину, и смешил её рефлексами её же неподражаемого тела. Повозившись несколько минут, влюблённые выдохлись смехом и, откинувшись на анатомические спинки, счастливо смотрели в потолок. Карина взглянув на возлюбленного, собралась в серьёзную мину, и сердитыми губами, хотя глаза её хихикали, принялась воспитывать:

– Мы приехали наблюдать, а не развлекаться!

– Да, да! – Иван был сама серьёзность.

– Хватит двусмысленности! – губы Карины еле держались и, не слушаясь хозяйки, сползали в улыбку.

– Я уже слежу, вот – смотри, – Иван накинул на нос полупрозрачные авиаторы, и заморозил взгляд на крыльце общежития.

Его напарница по наружке тоже нацепила солнцезащитные очки, и вонзилась глазами во входные двери первого корпуса. Просидев так пару минут, любовники устали от тишины и наполнили восьмёрку дёргаными звуками Depeche mode. Карина, не отрываясь от крыльца, привычно завладела кистью Ивана и то и дело, как будто проверяла температуру, подносила её к своим губам. Прошёл почти час, ни один студент из группы Ивана не появился. В магнитофон залезла другая кассета, и уже Bob Marley разбавлял скучное наблюдение протяжными звуками reggie.

– В этом кафетерии можно есть? У меня живот урчит, – Карина требовательно сдавила пальцы любовника.

– Молодой растущий организм! Я вот, есть, совсем не хочу. Не боишься погубить своё шикарное тело, разменяв его на жиры и углеводы? – Иван поднёс кисть возлюбленной к своим губам, и пересчитал все пальцы поцелуями.

– С тобой – нет! – девушка придвинулась к ехидствующему любовнику и, взыскательно выпучив губы, сорвала поцелуй, – я за вчерашний вечер почти два кило сбросила. Ты выдрал меня, как Сидорову козу! Лишний вес тебя явно боится! Ты точно ничего не будешь?

– Нет, любовь моя. Я буду только тебя! – и Иван хлопнул джинсовую попу своей пассии.

– Прекрати…, – Карина вырвалась из машины и, на отскоке хлопнув дверью, быстрым шагом направилась к Кафетерию.

– Сосиски не бери! Здесь бывают тухлые! – Вдогонку предупредил Иван и сосредоточился на входе.

Карина пружинистой походкой зашла в Кафетерий. На застеклённом прилавке была выставка полуфабрикатов. Из возможного к немедленному съедению, а девушка очень проголодалась, оставались – уже отвергнутые сосиски, пирожки с тремя разными начинками, два вида печенья, молочный коктейль и чёрный варёный кофе. За круглым одноногим столиком стоял плотный мужик в спортивном костюме, и уплетал за обе щёки запретные свеже сваренные сосиски. Больше в Кафетерии никого не было.

– Она отошла в подсобку, – мужик, жующей головой, кивнул на пустоту за прилавком.

Не успела Карина открыть рот, чтобы поблагодарить участливого посетителя, как худющая буфетчица-вобла в высоком колпаке, ещё больше утончающем её, и в белом накрахмаленном халате, шмыгнула из недр общепита.

– Что желаете, – не вопросительно, прокуренным тенором правозащитницы прошипела она хмуро.

– Пирожки, какие у вас самые вкусные? И, два чёрных кофе. С собой в машину можно забрать? Чашки я верну… Могу залог оставить… Часы, – перебивая возможный отказ, самоуверенно протараторила Карина.

– Залог, себе оставьте, – пропустив первую часть монолога посетительницы, отрезала вобла, – если хотите унести чашки, по пять рублей за каждую, и можете не возвращать, – казалось, из её рта вот-вот повалит дым, припрятанной там зажжённой сигареты.

– Отлично, – плака́тно ухмыльнулась Карина, – а, пирожки…

– Все вкусные! – вежливо перебил мужик, – но самые – с яйцом и луком, и с картошкой.

– После лука целоваться нельзя, – благосклонно улыбнулась мужику Карина, – три с картошкой и два кофе, без сахара. И десять рублей за чашки посчитайте, – расплылась Карина в пластмассовой гримасе.

Вобла, молча, накидала пирожки в бумажный пакет и занялась кофеварением. Карина кивнула мужику. Он уже дожевал сосиски и, присвистывая, пил кофе из чашки.

– Хорошая машина, – кивнул мужик на окно.

– Спасибо, – улыбнулась Карина.

Мужик вернулся к кофе. Вобла поставила чашки на прилавок и выбила в кассе рубль десять:

– И десять рублей за бой посуды. Я пробивать не буду, вы же вернёте?

– Большое вам спасибо, – Карина заморозила резиновую улыбку, и аккуратно положила в лоток 11 рублей десять копеек.

Когда она вышла и пружина двери скрежетнула, закрыв от улицы кафетерий, мужик крикнул вобле:

– Клавдия! Ты чё! Это ж, КГБ! Номера не видишь?

– Вижу богатую мажорку – с золотыми часами, – прохрипела вобла, – нахрена мне такой залог! Это ж под монастырь…

Мужик и вобла внимательно следили за девушкой. Когда она приблизилась к машине, из правой двери восьмёрки появился седой импозантный человек и подхватил одну чашку и пирожки. Когда КГБшники скрылись в машине, наблюдатели переглянулись:

– Я думала они в серых костюмах. Неси сюда посуду, – приказала вобла внимательному собеседнику.

– Меньше кино смотри, – мужик притаранил посуду и взгромоздил на прилавок.

– А чё ещё делать? Читать я не люблю, – буфетчица сгребла посуду и исчезла в подсобке.

Мужик не уходил. Воблы не было минут пять. Когда она появилась, её окружал шлейф дешёвого жжёного табака.

– Давно они здесь? – вернулся к КГБшникам мужик.

– Часа полтора, – скривилась буфетчица, – я думала любовники. Обнимались, целовались там…

– Это прикрытие! Точно говорю! Следят за кем-нибудь, – заважничал мужик.

– А номера тогда что? Они ж КГБшные! Чудное прикрытие, – опровергла вобла.

– Странные КГБшники… – мужик скосил пол лица вправо.

– Василий, тебе не пора к твоим студентам? – вобле надоел этот разговор, и она хотела выпроводить постоянного клиента, чтобы