Три дня на перекрёстке - Андрей Белкин

Василий недовольно махнул рукой и, заботливо придерживая дверь, чтобы не бу́хала, ушёл по своим делам. Вобла ещё раз взглянула на странную машину и, синхронно хмыкнув с подскочившими плечами, снова пропала в подсобке. Когда она вернулась, мажорка-кгбшница стояла у окна, а две грязные чашки ждали на прилавке.

– 10 рублей, – лаконично прохрипела вобла.

– Спасибо, – Карина смахнула красную купюру и с достоинством удалилась.

– Ой, ой, ой, – громкой хрипотцой проводила буфетчица девушку, комментируя её дефиле по улице.

Карина обернулась и добродушно улыбнулась высохшей женщине.

– Точно КГБшница, по губам прочла, – безупречно определила вобла, – дверь-то закрыта, не могла она услышать?!

– Ты про кого, Клава? – из серого провала подсобки высунулся лысый полусиний человек.

– Не твоё дело, иди посуду мой, скоро студенты попрут! Ты за весь день ни к одной посудине не притронулся, – вобла презрительным взмахом ладони отмахнулась от полусинего.

– А чё её мыть-то, всё равно никого не было, – настаивал полусиний, развалившись в дверном проёме.

– Меня участковый приходил уговаривать – взять тебя! Хотя студенты меня больше устраивают, работают быстро и сноровисто. А ты без пинка, что овощ! Будешь препираться, выгоню, кому ты со справкой нужен! – буфетчица грязной серой тряпкой протирала столы, – я сейчас твою работу делаю! Последнее предупреждение, дальше – пинок!

– Клава, ты чё, как вертухай на зоне! Иду, иду, – зажав плечами впалую грудь, жестикулировал руками бывший зэк.

Вобла, броском, распластала тряпку по столу и, подбоченившись, ринулась на полусинего. Тот попятился, что-то снёс в полумраке подсобки, и через мгновение в Кафетерии зазвучало керамическое чириканье грязной посуды.

– За бой вычту! – заорала Клавдия, и вернулась к столу, – не КГБшники они, – прошептала она.

Она повозила тряпкой по всем столам, прилавку и, прихватив с собой этот ценный инструмент, растворилась в темноте подсобки. В пустующем кафетерии послышались глухие хлёсткие удары, и мужской голос завопил дискантом: «Клава, я мою!»

– Это я в полсилы! – хриплый гром сухого голоса Клавдии ударил в большие окна кафетерия, – тряпку щас помой, в следующий раз – не ей, а шваброй приложу!

Ещё несколько глухих шлепков долетели из тёмной подсобки.

– Для ума! – продолжала лютовать Клавдия, – пока я курю, чтоб помыл. А если на посуде будут разводы, как вчера – готовься к швабре!

Около минуты было тихо, затем керамическое чириканье возобновилось. Минут через пять дискант жалобно выкрикнул: «Я же постирал!»

– Всё, ты меня вывел, теперь бью только шваброй, – изрыгала Клавдия, – отжимать, кто будет?! Я себе свежий халат изгадила!

Хлопки возобновились, только уже не хлестались, а рубили по мясу. Дискант визжал, но больше не жаловался. Внезапно экзекуция прекратилась, и хриплый срывающийся Клавин голос отчитал: «Отожми, как следует, и принеси мне». Растрёпанная вобла вернулась в кафетерий, поправила съехавший колпак и, выровняв по струнке халат, поставила варить кофе. Почти следом за ней вбежал полусиний и покорно, трясущимися руками подал фурии тряпку. Та сверху вниз обмерила его взглядом, потом быстро посмотрела в окно и приказала:

– На четвереньки!

– Клавдия, ты чё! Я не петух, тебе…

Свеже постиранная тряпка обрушилась на голову и лицо несчастного. Он укрывался руками, но вобла искусно обходила защиту и всякий раз оставляла тряпкой ярко-красные разводы на полусиней голове и лице. Не выдержав, строптивец упал на четвереньки. Клавдия поставила ему на спину стройную сухую ногу в высоком каблуке:

– Если не хочешь обратно к своим уркам, будешь нормально работать, а вечером заходить ко мне – на профилактические беседы!

– Но, Клава! – не пытаясь встать, задрал голову полусиний. В просвете между накрахмаленными полами, он увидел кружевные чёрные трусы и чёрные чулки, притянутые к попе фурии какими-то резинками.

– Я разрешила смотреть?! – вобла воткнула каблук в спину укрощённого.

– А! – пищал полусиний, уткнувшись в пол.

– Я спросила! Я разрешила смотреть?! – Клавдия чертила спину острым каблуком.

– Нет! – неожиданно захлюпал зэк.

– Ты теперь мой, ты понял?! – Клавдия, для острастки, в третий раз ткнула каблуком.

– Да! – полусиний покорно застыл на четвереньках.

– Всё, вставай! Иди, работай! – Клава презрительно сняла ногу с полусинего и носком туфли за подбородок подняла его голову вверх.

Посудомойщик покорно смотрел на Клавдию и не смел, скосить взгляд на её стройные сухие ноги. Клавдия коротким кивком волевого подбородка подняла укрощённого, и надменным голосом сообщила:

– Если будешь слушаться, иногда будешь получать меня. Смотри в пол! Я не разрешала смотреть в глаза! – Клава жёстко нанесла несколько ударов тряпкой. Полусиний вытянул руки вдоль тела и уставился на ноги Клавдии, вспоминая её трусы и чулки. Фурия, закончив избиение, швырнула тряпкой в лицо своему рабу:

– Постирать и принести мне! Иди!

Полусиний исчез в подсобке. Клава, распалённая возбуждением, закрыла кафетерий, забежала в темноту, и после нескольких глухих ударов по мясу, из подсобки полетели стоны, шлепки и визги. Секс вакханалия разрасталась, и уже не шлепки и визги, а только яростные стоны Клавдии отлетали от витрин кафетерия. Финальным аккордом этого безобразия стали несколько беспорядочных ударов и приказ Клавдии:

– Одень штаны, принеси свежую тряпку, как следует помой посуду, и вечером жду у меня. На все мои приказы, когда никто не слышит, ты должен отвечать: «Да, госпожа!»

Беспорядочные удары завершили инструктаж.

– Да, госпожа, – донеслось из подсобки.

Раскрасневшаяся и довольная вобла выскочила в кафетерий и, на ходу поправляя разметавшийся наряд, спешно отперла дверь. Дверь тут же распахнулась, и то ли мажорка, то ли КГБшница вновь переступила порог.

– Вам опять самые вкусные пирожки и два чёрных? – радостно поинтересовалась вобла, спрятавшись за прилавок.

Карина, слегка опешившая от такой разительной перемены, мгновенно окинула взглядом буфетчицу, пытаясь понять причину её удивительной трансформации. Через прозрачную витрину полуфабрикатов она заметила, что накрахмаленный халат воблы снизу неожиданно декольтировался, на несколько пуговиц, и открыл красивое чёрное бельё и зовущие к разврату чулки.

– Ого! Вот от кого такого точно не ждёшь! – подумала Карина.

Вобла перехватила взгляд посетительницы, но ничуть не смутилась, и спокойно застегнула декольте.

– Самые вкусные и свежие эти, – буфетчица продолжала сиять улыбкой и доброжелательностью.

– Тогда мне 6 пирожков, без лука, и два чёрных кофе. И залог за бой, – Карина подхватила улыбку воблы.

Из подсобки появился покорный, средних лет мужик, со свежими следами побоев на лице и голове. Он счастливо улыбался и влюблённо смотрел на буфетчицу. Та, делая вид, что ей всё равно, кивнула на столик рядом с прилавком. Мужик, светясь радостью и покорностью, положил на столик аккуратно сложенную тряпку, которая из серой стала бежевой. Карина отошла к окну, ожидая своего заказа, и краем глаза наблюдала за этой странноватой парочкой. Когда мужик развернулся, чтобы