Император ярости - Джаггер Коул

— Подойди сюда.

Его голос спокоен, но в нем есть опасность. Предупреждающая опасность. Когда я колеблюсь, его глаза слегка сужаются, пристально изучая меня.

Черт, он действительно как хищный зверь.

— Мне нужно повторить?

Мне трудно глотать, и я качаю головой, все ещё обнимая себя руками.

— Н-нет, — бормочу я.

— Тогда подойди сюда.

Он снова сгибает пальцы, посылая предательское, смущающее, покалывание по моему ядру. Начинаю медленно идти через комнату к нему. Я прохожу только половину пути, прежде чем он поднимает ладонь.

— Остановись там.

Хмурюсь. Затем, голосом, который посылает дрожь по моей спине, он рычит другую команду, которая посылает разряд чего-то грязного через мое ядро.

— Раздевайся.

Моё сердце пропускает удар, и я застываю на месте. В темноте я вижу, как у Мала сжимается челюсть, а неоновый свет заставляет его глаза пристально смотреть в мои.

— Сейчас, — говорит он тихо, но в команде нет сомнений.

Думаю, что где-то в глубине сознания я смутно понимала, что значит «ты моя» для такого человека, как Мал. Я не зацикливалась на этом, но знала, насколько серьезной была его угроза и его требование подчиняться, под страхом раскрытия моих самых темных секретов всему миру.

Но впервые я сталкиваюсь с этим лицом к лицу. Это прямо здесь, передо мной, смотрит мне в глаза с голодным требованием на устах.

Разденься.

Знаю глубоко внутри, что на этом все не закончится. Для него это не конечная цель. Это лишь начало моего подчинения. Моего раскрытия. Моего падения.

Так почему, черт возьми, моя кожа так покалывает? Почему сердце бьется так быстро, не от страха, а от нервного возбуждения, граничащего с волнением?

— Если тебе нужна помощь… — его низкий, темный голос разрывает тишину комнаты, заставляя меня вздрогнуть. — Просто попроси.

Я качаю головой, рот пересох.

Это должно быть легко. Просто снять одежду. И я ведь не какой-то наивный подросток. Мне, черт возьми, двадцать шесть лет.

Но мне не нужно спрашивать себя, почему это так сложно. Я уже знаю.

Потому что никогда этого не делала.

Я никогда не была обнаженной перед мужчиной. Никогда. И тот факт, что это вот-вот произойдет, одновременно пугает и возбуждает.

С последним глубоким, дрожащим вздохом начинаю раздеваться. Мои руки дрожат, когда снимаю худи. Я стараюсь сохранять нейтральное выражение лица, когда поворачиваюсь в сторону и стягиваю черные леггинсы. Затем черный топ.

Когда на мне остается только нижнее белье, я чувствую всю тяжесть своей уязвимости, поворачиваясь к нему, неуверенно обнимая себя.

Мал приподнимает бровь, его глаза скользят по моему телу с голодом и насмешкой, останавливаясь на кружевном бюстгальтере и стрингах.

Опять же, это моя единственная «девичья» слабость.

До того, как я сбежала от своей старой жизни, у меня были деньги. Но я была слишком молода, чтобы тратить их сама. После побега это была ежедневная борьба за выживание, сначала в одиночку, а затем с Анни.

Потом однажды, наконец, у нас появились деньги. Много денег.

Когда люди, которые долгое время — или всегда — жили без лишних средств, наконец получают немного денег, они делают разные вещи. Но обычно нормальная реакция — потратить хотя бы часть из них.

Некоторые покупают дорогую машину или новую технику, например, большой телевизор или мощный ноутбук. Некоторые идут в ресторан с заоблачными ценами или отправляются в путешествие.

Когда я впервые получила свои настоящие деньги, я пошла и купила набор ультра-сексуального нижнего белья за тысячу долларов от Dita Von Teese: чулки, трусики, подвязки, корсет… все, что нужно.

Теперь, почему я, из всех людей — девушка, которая одевается в черные худи и ботинки с шипами, которая буквально никогда не раздевается перед кем-либо, — пошла и купила сексуальное нижнее белье?

Ну, я не психолог, но могу сделать обоснованное предположение. Уверена, часть этого заключалась в том, что я просто была рада не выживать на улице. Когда ты обманываешь автоматы в прачечных, чтобы постирать три смены одежды, которые у тебя есть, «сексуальное» и «кружевное» не входят в твой гардероб.

Другая часть, я уверена, заключалась в том, что, хотя у меня не было интереса к тому, чтобы спать с кем-то или быть близкой с кем-то, я все же хотела чувствовать себя сексуальной и женщиной — хотя бы втайне, для себя.

Элегантное, дорогое нижнее белье стало моим тайным удовольствием, до такой степени, что теперь я ношу только его. Это идеальный компромисс. Снаружи я — дерзкая, готическая, идущая со средним пальцем, направленным в мир. Под всем этим я могу быть тем, что соответствует моему настроению. Сексуальной. Уверенной. Даже шлюхой, никогда не делая себя уязвимой для другого человека.

Суть в том, что это все для меня.

И теперь, впервые, кружевные доспехи, которые я ношу, выставлены на обозрение кому-то другому. Как будто это для кого-то другого.

Голодная, хищная улыбка изгибает уголки губ Мала, его челюсть опирается на большой палец, а указательный палец скользит вверх и вниз по скуле.

— Тебе не нужно было так наряжаться для меня.

Я хмурюсь, вызывающе.

— Я не наряжалась. Всегда так одеваюсь.

Его губы дергаются в усмешке, когда он смотрит на меня, его палец все еще скользит вверх и…

— Ну, учитывая, что теперь ты принадлежишь мне…

— Я не принадлежу, — резко прерываю его, прежде чем замолчать и прочистить горло. — Я не принадлежу никому.

Глаза Мала вспыхивают, его голос опускается до опасного рычания.

— Да, принадлежишь.

Его взгляд скользит по мне с такой интенсивностью, что моя кожа краснеет.

— И учитывая это, я полагаю, что все это для меня. — Его глаза устремляются на мои. — Хотя я сказал тебе раздеться.

Жар заполняет мое предательское нутро. Я дрожу и тянусь к бретельке бюстгальтера.

— Нет, — бормочет он. — Оставь его на себе.

В его тоне и взгляде чувствуется голодное удовольствие.

— И подойди сюда.

Он снова подзывает меня пальцами. Огонь вспыхивает и когтями царапает меня изнутри, когда я делаю один неуверенный шаг в его сторону.

Мал останавливает меня, покачав головой.

— Ах-ах-ах. На четвереньки.

Я смотрю на него.

— Прости?

— Ты будешь ползти ко мне.

Комната замирает. Клянусь, мой пульс тоже на секунду останавливается, когда мой взгляд фиксируется на нем.

— Не заставляй меня повторять, — рычит Мал. — Ты услышала меня с первого раза. Ползи.

В его глазах что-то есть. Или, может быть, в его тоне. Что бы это ни было, это ощущается так, будто что-то другое контролирует меня, когда я чувствую, как медленно опускаюсь на колени.