Развод: Новая жизнь в 50! - Сур Шамс

— А помните тот магазинчик с антиквариатом? — восторженно воскликнула Лена, размахивая вилкой. — Там же стоял этот… как его… старинный граммофон! И продавец — просто живое сокровище!

— Да, да! Он ещё рассказывал про какие-то мистические истории, — подхватила Ольга, отпивая из бокала. — Я до сих пор не поняла, он шутил или правда верил в призраков?

Все снова засмеялись. В воздухе витала та особая магия вечеров в незнакомом городе, когда всё кажется чуть ярче, чем на самом деле, а время будто замедляется.

И тут, словно по сценарию, к столику подошёл мужчина. Высокий, подтянутый, в безупречно сидящем льняном костюме. Свет от фонарей ловил в его волосах серебристые нити седины, а в глазах отражалась какая-то внимательная, спокойная уверенность. Он слегка улыбнулся и скользнул взглядом по лицам присутствующих, но задержался на мне.

— Простите, что прерываю, — его голос был низким, глубоким, с лёгким иностранным акцентом. — Но я не мог не заметить вашу компанию. Разрешите присоединиться?

На секунду за столом повисла тишина. Кто-то бросил быстрый взгляд на меня, кто-то сделал вид, что увлечённо крутит вилку в руках. В воздухе повисла лёгкая интрига.

Глава 20

Он представился как Джузеппе, местный художник. Голос у него был мягкий, с какой-то певучей интонацией, а улыбка — тёплая, искренняя, без намёка на фальшь. Казалось, он действительно рад видеть меня.

Сначала хотелось просто кивнуть и уйти, но что-то в его взгляде заставило задержаться. Может, лёгкая насмешка в глазах? Или наоборот — редкое внимание, которым обычно смотрят только на произведение искусства, изучая каждую деталь?

— Я заметил вас на экскурсии сегодня. Вы смотрели на Колизей так, будто видели его душу, — сказал он, слегка наклонив голову. — Это редкое качество — замечать не только камни, но и то, что за ними скрыто.

Слова прозвучали неожиданно тепло, почти интимно, и внутри что-то дрогнуло. Привыкла ли к такому вниманию? Нет. К тому, чтобы кто-то подмечал детали во мне самой? Тем более.

— Вы художник? — спросила, словно пытаясь оправдать его наблюдательность, как будто это могло объяснить всё.

— Да, — кивнул он, улыбаясь уголком губ. — И я хотел бы показать вам свою мастерскую. Если, конечно, у вас есть время.

Колебания были очевидными. Разум тут же начал подкидывать тревожные мысли: "Это же слишком неожиданно! Он просто вежлив? Или это часть какого-то заигрывания?" Но потом вспомнилась легенда, которую рассказывал гид — о второй любви, которая появляется в самый неожиданный момент, если только позволить себе её заметить.

Может, жизнь иногда подсказывает верный путь? Может, стоит сделать шаг в сторону неизвестности, просто чтобы посмотреть, куда он приведёт?

— Хорошо, — сказала, удивляясь самой себе.

Он улыбнулся, словно ничуть не сомневался в моем ответе, и жестом пригласил следовать за ним. Мы пошли по узкой улочке, мощёной крупными камнями, которые под ногами будто дышали историей. Вечерний воздух был пропитан запахами моря и чего-то пряного, возможно, лаванды или корицы из ближайшей лавки специй.

Джузеппе шёл с лёгкостью, как будто знал каждый изгиб улицы, каждый след прошлого, оставленный на стенах старых домов. Периодически он бросал на меня быстрые взгляды, будто проверяя, не передумала ли я. Я не передумала. Любопытство пересилило осторожность.

— Мы почти на месте, — сказал он, останавливаясь перед массивной деревянной дверью с кованой ручкой в виде львиной головы. — Добро пожаловать в мою маленькую вселенную.

Дверь отворилась с лёгким скрипом, и я сделала шаг внутрь. В нос ударил запах масла, древесины и чего-то ещё — терпкого, может, растворителя или краски. Комната была просторной, освещённой лишь несколькими лампами и свечами на подоконнике. Стены были завешаны картинами — хаотично, без чёткого порядка, словно они сами решали, где им быть. В центре стоял массивный стол, уставленный кистями, банками с краской и холстами, одни из которых были уже закончены, а другие — в процессе.

Я замерла, оглядываясь. В этих стенах чувствовалась какая-то особая энергия, будто время здесь текло иначе. Здесь творилась магия.

Мастерская оказалась настоящей сокровищницей. Она располагалась на самом верхнем этаже старого, потрёпанного временем здания, с огромными окнами, выходящими прямо на площадь. Оттуда открывался потрясающий вид — свет фонарей отражался в лужах, прохожие спешили по своим делам, кто-то смеялся, кто-то спорил, а вдалеке слышалась музыка уличного скрипача.

Внутри царило волшебство. Повсюду пахло краской и деревом, стены были увешаны картинами, от которых невозможно было отвести взгляд. Они словно дышали жизнью. Закат над Тибром, пылающий золотом и алым; маленький мальчик, несущийся по мостовой, держа в руках красный воздушный шарик; старая улочка, утопающая в тенях и свете фонарей. Каждое полотно — это целая история, запечатлённая в цвете.

— Это невероятно… — выдохнулось само собой.

Джузеппе посмотрел с теплой улыбкой, в глазах плясали искорки.

— Хотите попробовать? — Голос звучал мягко, но в нём чувствовалось что-то большее, чем просто предложение. — Иногда кисть может сказать то, что язык не в силах выразить.

Неожиданный поворот. Кисти не держала уже вечность, и внутри сразу же вспыхнули сомнения. Но что-то в атмосфере этого места, в манере, с которой он говорил, подталкивало сделать шаг вперёд.

Через минуту передо мной уже стоял мольберт. Джузеппе ловко разложил краски, выдавил немного на палитру, подал несколько кистей. Рядом оказался стакан с водой, чистый холст — бесконечное пространство для всего, что хотелось выплеснуть наружу.

— Не бойтесь. — Он слегка подтолкнул кисть в мою сторону. — Просто позвольте себе быть свободной. Не думайте о результате.

Глубокий вдох. Кончики пальцев чуть дрожат. Но вот кисть касается холста — и весь мир словно становится другим.

Первые минуты выдались неловкими, даже немного мучительными. Кисть дрожала, скользила по холсту неуверенно, словно пыталась нащупать правильный путь, но всё выходило как-то коряво, слишком резко, слишком блекло. Хотелось бросить, но вдруг — что-то изменилось. Линии потекли плавнее, мазки легли мягче, краски заиграли, вспыхнули. Ощущение было странное, почти пугающее, как будто комната растворилась, исчез весь мир, остались только холст, краски и этот внутренний вихрь, который наконец прорвался наружу.

Когда работа была закончена, Джузеппе долго молчал, пристально изучая полотно. Щурился, слегка покачивал головой, будто пытался уловить что-то неочевидное. Потом тихо произнёс:

— Здесь есть боль. Но также есть свет. Почему ты так грустна?

Сердце будто ухнуло вниз. Вопрос прозвучал слишком просто, но врезался под рёбра остро, как игла. Хотелось ответить легко, отшутиться, сказать что-то нейтральное — но слова не находились. Ком в горле мешал, пальцы непроизвольно сжались в кулак. Ответа не было. Или, может, он был, но просто боялась его