Последняя роза Дивеллона - Вера Платонова

– Нет! Вовсе не это! – воскликнула я, возмущенная этим несправедливым предположением.

– Ну как же, не это!

– Я вообще не должна было этого всего тогда говорить, я была не в себе, можно понять почему! Я прошу прощения за эти два вырвавшихся слова.

– Тогда и ты меня прости за то, что за ними последовало, – он взял мою руку и стал ее поглаживать.

Я согласно кивнула.

– Шлюший сын! – повторил он эти ужасные слова еще раз с горечью. – Знаешь, почему меня это так злит?

Я знала, но промолчала.

– Потому что правда, – подтвердил он мои соображения. – И потому что это так или иначе на всю жизнь наложило на меня клеймо человеческого презрения и печать определенных привычек и убеждений.

Он поднялся и, совершенно не стесняясь своей наготы, зажег маленькую лампу под стеклянным колпаком и поставил ее на столик. Кромешная тьма рассеялась и по стенам поползли наши тени.

– Воды? – он звякнул глиняным кувшином, наливая себе в чашку.

– Нет.

– Я не пью ничего крепче ягодного взвара, потому что с детства ненавижу пьяные лица. И слишком хорошо помню, как там, в Дедре, вина и меда лились рекой. А еще я не держу музыкантов в Излауморе. Потому что меня, тогда еще совсем мальчишку, учили развлекать игрой на гитаре публику, что приходила туда в поисках удовольствий.

Айволин поставил чашку на пол и молниеносным движением бросил меня на постель, удерживая одновременно запястья и, поставив колени между моих ног, заглянул в мои испуганные глаза и сказал:

– И я могу легко взять то, что мне полагается по праву прямо сейчас и без лишних разговоров. Но ведь брать женщин силой ничуть не лучше, чем за деньги, верно? Однако это не значит, что нужно испытывать мое терпение. Его-то у меня всегда и недостает.

И только я почти смирилась со своей участью, как он просто освободил меня из захвата, вновь сел на постели, демонстрируя спину, покрытую страшными кровоподтеками и черными синяками, полагаю, приобретенными сегодня, зевнул, и забрался под одеяло. А спустя мгновение задышал глубоко и ровно, как спящий крепким и спокойным сном человек.

Я же, наоборот, в недоумении села и уставилась на его широкую спину, полуприкрытую одеялом, а затем, мучимая внезапной жаждой, подошла к кувшину, залпом выпила чашку воды и вернулась к своему краю кровати. Заняла его и стала беспокойно ворочаться. Видно, успела выспаться.

Промаявшись так почти до самого утра, я сделала глубокий вдох, решительно стянула с себя ночную рубашку, плотно прижалась всем обнаженным телом к телу Айволина и зажмурила глаза.

Со скоростью хищника в засаде, к которому жертва имела неосторожность подойти слишком близко, он тут же развернулся и подмял меня под себя, накрывая мой рот своим и жадно целуя, и прижимая к постели. И я была уверена, что видела, как в слабом свете лампы, в его глазах отражаются отблески торжества, и почему-то чувствовала себя одураченной.

Насладившись вдоволь моим ртом, он будто с сожалением оторвался от него, и отправился ниже, мечась от холмиков грудей к животу, от живота к бедрам, мягко отводя мои руки, иногда стыдливо пытавшиеся прикрыться. Оттуда возвращался снова к лицу.

И в моем теле вдруг нашлась, задрожала и зазвенела та самая струна, вынуждая поддаваться этим безумным ласкам, подставлять им себя и пытаться отвечать на поцелуи, как получалось и чувствовалось.

Ошалевшая от неизведанных ранее ощущений, я внезапно почувствовала что в меня настойчиво упирается нечто твердое и, замерла, вновь напуганная. Спасибо Флоре, если бы не ее учение о мужском естестве, я бы и вовсе с визгом соскочила с кровати, вспомнив об избиении жён жуткими палками. Но пока что просто настороженно затаила дыхание.

Айволин убрал от моего лица прилипшую тонкую прядку волос и завел ее за ухо, нежно целуя в висок, а затем чуть продвинулся внутрь. Я выдохнула, потому что ощущение было неприятным, но он взял меня ладонями за лицо и, продолжая сосредоточенно глядеть в мои глаза, сделал еще два толчка и пробормотал:

– Теперь тебе будет полегче.

Внутри меня забилось тревожное: “Неужели, это еще не все?”. Я со всей силы уперлась в его твердую грудь обеими ладонями, пытаясь вытолкнуть из себя, но он не позволил, удерживая меня руками, и начал быстро двигаться, пока не затрясся, как больной падучей болезнью, что меня и вовсе привело в ужас, и улегся рядом.

– Ну вот и все, – сказал он, целуя меня в спину. – Не страшнее, чем бегать у снежной пропасти, верно?

Я сдвинула брови.

– Ты обманул меня, да? Сыграл на моем чувстве вины и сделал вид, что спишь? А сам ждал?

– Нет, – широко улыбнулся он. – Я просто очень чутко сплю А как от такого не проснешься. Мне точно невинную деву привезли? Невиданная прыть…

– Святые веды! – я соскочила с постели, отыскивая и надевая ночную рубашку, вглядываясь в следы на постели. – Нужно спрятать простыни. Утром придут убирать, и увидят этот все! И по всему Излаумору будут шептаться и всякое про меня говорить.

– Ложись, отдыхай, – засмеялся Айволин, задувая огонек в лампе. – Шептаться будут, если вот этого всего не увидят.

Я с сомнением посмотрела на него и легла рядом. И конечно же ни на каплю больше не уснула, в отличии от своего теперь уже законного мужа, который положив на меня свою тяжелую руку, крепко спал.

Но вряд ли ему удалось выспаться, пскольку не успело в опочивальне немного просветлеть, как в нашу дверь настойчиво застучали. Айволин соскочил с постели, с недовольным ворчанием натягивая штаны, и выглянул за дверь. Я, конечно же, напрягла слух.

– Аторхи, ваше величество. Идут к Излаумору! – донесся мужской голос.

– Да не может быть, – удивился Айволин. – Сколько?

Глава Семнадцатая. Шутки над королевскими особами

– И ты так просто отпустишь их? После такого оскорбления? – поджав губы глядел старый Да-Цхатас на то, как иттеросийцы во второй раз собираются в дорогу.

– Я лишь вчера женился и поэтому сегодня весьма склонен к благодушию, – объяснил ему король тиульбов, – я даже признал перед его величеством Вальдом, что погорячился накануне, и принес свои извинения, а также заверил в желании сохранить добрососедские отношения меж нашими государствами.

Да-Цхатас выразительно плюнул в сторону кареты Вальда.

– Экий мягкосердый ты, вот уж не ожидал, – разочарованно произнес демарф.

Дегориан коротко наклонил голову в ответ на прощальный жест повелителя Иттероса и громко крикнул:

– Открыть ворота!

Ворон собственной