Вы (влюбитесь) пожалеете, господин Хантли! - Екатерина Ильинская

Артефактом поджига я нашла быстро, зажгла одну свечу и вернулась в зал. Нетерпеливо откинула крышку и с любопытством заглянула внутрь. Изумительные ароматы еды, сдерживаемые заклинанием, мгновенно вырвались наружу. Желудок тут же напомнил, что я с утра ничего не ела, а разум, что ничего не заказывала.

От неопределённости меня спасла записка, прикреплённая к бортику ящика. Опустив подставку со свечой на стол, я распечатала послание.

«Я бы пригласив вас в ресторан, чтобы искупить свою вину, но уверен, что вы откажетесь. Надеюсь, что выбранный вариант извинений доставит вам гораздо больше радости, чем моё общество. Хорошего вечера, Амелия».

Подписи не было, но не надо было быть предсказательницей, чтобы догадаться, кто это написал. Да, Хантли был прав, я бы ни за какие деньги не пошла с ним в ресторан. Да вообще никуда бы не пошла! Я бы и этот ящик выкинула за дверь, но очень уж хотелось есть. И, в конце концов, он действительно поступил недостойно, а я не была настолько горда, чтобы страдать на пустом месте, хотя какую-то неловкость всё равно чувствовала. Но к дирху! Я хотела есть, мне принесли еду, избавили от неприятного общества и даже извинились. Обижаться на журналиста смысла не было — нас ничего не связывало и не будет связывать. Дальше я снова запуталась в собственных мыслях, как это часто бывало, когда я думала про Эрнета.

Плюнув на всё, я сходила и достала из ящика с посудой столовые приборы, чудом сохранившуюся глубокую тарелку, почти целую чашку — только ручка откололась — и приступила к еде. И, знаете, это был чудесный вечер. Лучший из всех за последнее время.

* * *

Утром я встала очень рано — часы на ратуше едва пробили шесть, а за окном только занимался рассвет. Переодевшись и выбежав на улицу, я кликнула пробегающего мимо мальчишку и отправила его с поручением в редакцию «Вестника» и других газет. Надеюсь, они успеют разместить рекламу.

Работать я планировала с десяти утра до шести вечера с перерывом в середине дня. Так что до торжественного открытия оставалось почти четыре часа, которые надо было потратить на приведение рабочего кабинета в приемлемый вид. Чем я и занялась. Перетащить ящики и неразобранные чемоданы в пустую кухню, убрать осколки посуды, разложить на полках стеллажа рабочие инструменты…

Из-под шкафа выползла Саюши, и я чуть не заорала. Кстати, о змее тоже стоило позаботиться. Пришлось караулить проезжающего мимо дома молочника и оформлять заказ на ежедневную доставку молока, а одну бутылку прихватить сразу, чтобы хоть так накормить коббарру — благословение благословением, но я не была уверена, что ей совсем не нужна еда. Единственная уцелевшая тарелка перешла в полное распоряжение змеи.

Когда на ратуше пробило восемь, я уже всё закончила и отправилась на завтрак к Нике, рассчитывая на чашку горячего чая, пирожное и свежую газету.

В кондитерской уже толпились люди. Кто-то пришёл только за кофе, чтобы выпить его по пути на работу, кто-то брал с собой ещё и сладости, а кто-то, как и я, собирался завтракать прямо здесь. Ника крутилась как заведённая, её колибри тоже мелькала по залу туда-сюда, словно пыталась помочь хозяйке, а может, действительно помогала.

Я села за дальний столик, чтобы переждать наплыв клиентов и не отвлекать подругу. За окном шли люди с «Вестником», и у меня чесались руки открыть свежий номер и посмотреть раздел с рекламой, так что я едва дождалась, когда последний утренний клиент ушёл, и Ника смогла отвлечься от дел.

— Тебя можно поздравить с открытием? — вместо приветствия спросила подруга, хитро улыбнулась и достала свежий выпуск из-под прилавка.

— Дай посмотреть. Я ещё не видела, — пискнула я и выхватила «Вестник».

Газета словно сама открылась на нужной странице. Моему объявлению выделили центральную часть — наверное, наборщики тоже оценили иронию. Под заголовком «Предсказательница или шарлатанка?» размещался рисунок Эрнета Хантли из прошлой статьи, где я стояла растерянная, растрёпанная и с саквояжем в руках. Ниже шла фраза: «Теперь каждый может проверить сам. Салон предсказаний работает с 10 утра до 6 вечера по адресу Книжная, 32. Перерыв с 2 до 3 часов пополудни».

Мы с Никой дружно засмеялись, но к подруге быстро вернулась серьёзность.

— Ты уверена, что стоит провоцировать людей?

— Их всё равно спровоцируют. Уже это сделали. А так, я хотя бы контролирую процесс насколько могу.

— Ты смелая, — восхитилась Ника.

— У меня нет выбора, — вздохнула я. — Иначе меня просто растопчут.

Мы замолчали, думая каждый о своём. Не знаю, что мучило Нику, но я готовилась ко дню, полному столкновений, и была уверена, что первое из них мне предстоит ещё до открытия.

— А записки напишешь? Люди спрашивали, — нарушила молчание подруга. — Наверное, сбылось. А ещё я хотела положить их в печенье, чтобы были такие сладкие сюрпризы. Ты же не против? Мне кажется, будет здорово.

Я точно знала, что сбылось, поэтому только улыбнулась и кивнула. А потом полчаса писала фразы и советы, заполняя вазочку маленькими предсказаниями под рассказы подруги о себе, бабушке-ведьме, тётке-травнице, маме, пошедшей наперекор желаниям родни и вышедшей замуж за папу-мага, о собственной слабой бытовой магии и том, как бабуля пыталась открыть во внучке ведьмовскую силу. Во всём этом был такой уют и жизнерадостность, что хотелось остаться в этом моменте навсегда, но когда часы пробили девять, я взяла два кофе и отправилась в салон.

Эрнет Хантли уже стол возле моей двери, раздражённо постукивая газетой по ладони. Видимо, давно ждал.

— Кофе, господин Хантли? — Я протянула ему один стакан.

— Газету, госпожа Ковальд? — Ответил таким же жестом мужчина. — Хотел убедиться, что это объявление отправили вы и сделали это намеренно.

— Это была я и сделала всё намеренно. Какие-то претензии? Вы против цитирования ваших статей?

Я вскинула брови, а Хантли покачал головой. Наши руки соприкоснулись, когда он забирал стакан, и от этого внутри что-то ёкнуло и стало тепло. Жаль, что только мне — журналист выглядел на редкость хмуро. В освободившуюся руку он вложил «Вестник».

— Можете цитировать их как вам угодно. И раз мы встретились, я бы хотел лично принести вам свои извинения…

— Принято, — оборвала его я. Думать и говорить о поцелуях не хотелось — был риск сгореть со стыда. К счастью, у журналиста хватило такта не развивать эту тему дальше.

— Наконец, воспользовались даром и предсказали мой