Дочери судьбы - Тара Хайланд

class="p1">Вернувшись в Олдрингем, она обнаружила, что ей трудно привыкнуть к праздничным торжествам. Она чувствовала себя нелепо. Инцидент, как она мысленно называла его, был исчерпан. Они ушли из ее жизни навсегда. Причин хандрить не было. Элизабет как-то наедине сказала, что если ей когда-нибудь захочется поговорить, то она с удовольствием выслушает. Но Кейтлин ясно дала понять, что такого желания нет. И вообще: что было, то прошло.

Услышав смех за окном, Кейтлин оторвалась от блокнота с набросками. Из огромного окна ее комнаты открывался чудесный вид на поместье. Она увидела Эмбер и Элизабет, возвращавшихся из леса по заснеженной тропе в теплый дом. За ними шел Крис, конюх Мелвиллов, он тащил двухметровую елку. Девочки ходили с ним ее выбирать. Вечером, после мясного пирога и бренди, они будут ее украшать. Таков ежегодный ритуал для детей в семье Мелвиллов, как объяснила за завтраком Элизабет, пригласив Кейтлин. Она пообещала прийти, но, когда дошло до дела, ей расхотелось.

Надо сказать, у нее вообще не было желания что-нибудь делать. Вернувшись в Олдрингем на рождественские каникулы, она или отсыпалась, или рисовала. Элизабет пыталась привлечь ее к делу, но Кейтлин хотелось, чтобы ее оставили в покое.

Временами она впадала в оцепенение, но могла с ним справиться. А иногда накатывали вспышки гнева, настолько сильного, что она пугалась. В голове крутились бесполезные навязчивые мысли. Если бы мать не умерла… если бы ее не отправили к Мелвиллам… ничего бы не случилось. Мысль ее терзала; она осознавала, что ей не следовало приезжать в Олдрингем, она здесь чужая.

Она машинально взглянула на большой деревянный сундук, стоявший в углу комнаты. В нем хранилась мамина одежда и личные вещи. Тетя Нуала упаковала его еще в июне, когда нужно было освободить дом. Сундук приплыл на корабле из Ирландии в Олдрингем, когда Кейтлин сюда переехала, однако она до сих пор в него не заглядывала. Теперь, после всех передряг, ей захотелось найти утешение, перебирая мамины вещи.

Подойдя к сундуку, она опустилась перед ним на колени. Ключ хранился на цепочке на шее. Замок поддался не сразу, но в конце концов она с ним справилась. Медленно, осторожно она подняла тяжелую дубовую крышку. Внутри сундук был обит роскошным бархатом. Перебравшись в Уиклоу, из родительской мебели Кейти взяла только этот сундук. Кейтлин вспомнила, как он стоял в ногах маминой кровати и в него складывали одеяло.

Сверху лежали два альбома с фотографиями. Она открыла первый и увидела любовно собранное мамой документальное подтверждение жизни дочки: рождественские фотографии и снимки с дней рождений, праздники и школьные постановки. Понимая, что уже погружается в воспоминания, Кейтлин закрыла альбомы и отложила их в сторонку. Нужно взглянуть, что тут есть еще. Следующие полчаса Кейтлин перебирала содержимое сундука. Нуала положила все, что ей хотелось бы увидеть: от маминой любимой одежды до посуды, которую она берегла «до лучших времен», завернув каждую вещицу в папиросную бумагу, чтобы не разбилась.

На дне лежала папка с документами: аттестат о среднем образовании Кейти, свидетельство о рождении Кейтлин, купчая на дом. Все это Кейтлин ожидала найти, пока наконец не вытащила маленькую пачку писем, связанных красной лентой. «Уже интереснее», – подумала она и перевернула стопку. Все конверты были из одинаковой дорогой кремовой бумаги, одного размера и формы. Она развязала ленту, и конверты рассыпались по полу. Кейтлин насчитала шестнадцать.

Ей почему-то казалось, что находка очень важная. Она помедлила, размышляя, одобрила бы мама, что она читает ее личную переписку, или нет. Но, начав, она не могла бросить. Не без угрызений совести она подняла первый конверт, чтобы рассмотреть получше. На нем было только имя матери, без почтовых деталей.

В конверте лежало письмо на плотной кремовой бумаге, качественной, как и конверт. Не сразу, но до нее вдруг дошло, что письмо на тисненном фирменном бланке «Мелвилла». Кейтлин быстро просмотрела содержание: письмо от начальника отдела кадров компании с сообщением об увольнении матери. К нему был прикреплен необналиченный чек на тысячу английских фунтов.

«Что бы это значило?» – размышляла Кейтлин. Мать не рассказывала ей о том, что произошло между ней и Уильямом. Просто сказала, что он перестал с ней встречаться еще до того, как она поняла, что беременна. Но получается, что ее сразу уволили? С отчаянно заколотившимся сердцем Кейтлин открыла второй конверт, на котором не было адреса. И снова в нем оказалось официальное письмо, в котором чек назывался «компенсацией за расторжение трудового соглашения». На этот раз чек был на пять тысяч фунтов. Кейтлин собралась положить письмо в конверт, как вдруг что-то привлекло ее внимание. На чеке стояла дата: третье июня 1975 года. День ее рождения. Через мгновение она поняла важность находки. Конечно, совпадение исключено, а это значит, что Уильям знал о ней с самого начала.

Остальные конверты, судя по адресам, отправляли в Ирландию: сначала – в дом бабушки и дедушки, а потом – в их домик в Вэллимаунте. Кейтлин распечатала все. В них было одно и то же: короткое письмо и чек, датируемый днем ее рождения. Сумма каждый год увеличивалась на пять процентов, но, кроме того, ничего не менялось.

Прошло некоторое время, прежде чем Кейтлин взяла себя в руки.

Она осторожно сложила все в сундук, опустила крышку и заперла замок. Достав из гардероба рюкзак, она наполнила его одеждой. Теперь ей было ясно, что делать, – нужно бежать от Мелвиллов и их жизни.

Уйти отсюда, начать все с чистого листа – другого способа запереть случившееся в прошлом нет.

«Сегодня вечером», – пообещала себе она. Осталось пережить сегодняшний вечер, и все будет хорошо.

– Нам тебя не хватало.

Элизабет быстро спускалась к ней по лестнице. За ней шла Эмбер. Все три направлялись в гостиную, где их ждали напитки.

– Елка у нас огромная, – сообщила Элизабет, идя в ногу с сестрой.

Кейтлин не ответила, и она продолжила:

– Мы ее полдня украшали.

Кейтлин не проронила ни слова.

– А ты? Чем занималась?

Кейтлин озадаченно взглянула на Элизабет.

– Когда?

– Днем, когда мы ходили в лес.

Кейтлин пожала плечами.

– Да ничем.

– Понятно.

Элизабет не знала, что на это ответить.

– Надо было прогуляться с нами, – сбивчиво закончила она.

– Да, Кейтлин, надо было пойти с нами, – вступила Эмбер.

Она взяла Кейтлин за руку. Элизабет заметила и улыбнулась. В начале каникул она сказала Эмбер, чтобы та была помягче с Кейтлин.

– Почему? – спросила та.

– Мне кажется, что я ошиблась насчет нее, – честно призналась Элизабет. – Она вовсе не плохая.

Для Эмбер этого оказалось достаточно.

Когда девочки пришли в гостиную, Эмбер начала рассказывать Кейтлин про главную роль, которую она наверняка получит в балете – его поставят во время весеннего семестра.

– Сиенна всем рассказывает, что мисс Эббот обещала назначить ее, но я танцую лучше.

Пока Эмбер щебетала, Элизабет взглянула на Кейтлин. Вид у сестры был ужасный – бледный и усталый. В общем, такой же, как когда она впервые приехала в Олдрингем. Элизабет забеспокоилась. Кейтлин была несчастна, и только Элизабет понимала причину. Только что с этим знанием делать?

Кейтлин просила сохранить тайну, и Элизабет никому ничего не сказала. Она долго сомневалась, правильно ли они поступают, но уважала желание сестры и держала слово. Элизабет помогала как могла – настояла на поездке в частную клинику в соседнем городке, где принимали анонимно, чтобы сдать анализы на беременность и венерические заболевания, ожидая, пока она там была, потом привезла ее за результатами – к счастью, отрицательными. Выяснила у Джордж про задания, которые Кейтлин нужно было сдать к концу семестра, выполнила их сама, сестра об этом и не догадывалась.

Но, кроме практических действий, она не знала, чем еще можно помочь. До сих пор все ее попытки завязать дружбу отвергались. Элизабет сестру не винила. Она не сделала ничего, чтобы Кейтлин почувствовала себя желанной гостьей, когда впервые приехала в Олдрингем. Оглядываясь назад, она задумывалась о том, какой сбитой с толку и несчастной была Кейтлин. Так нечего удивляться, что Кейтлин не хочет иметь с ней ничего общего. Но Элизабет сдаваться не собиралась. В прошлый раз она совершила ошибку, слишком легко сдавшись, и больше этого не повторится.