Дочери судьбы - Тара Хайланд

конфорками и старым холодильником. В ванной пахло плесенью, а вокруг ванны на львиных ножках виднелось кольцо въевшейся грязи. Кейтлин невольно подумала о шикарном пентхаусе Уильяма на фешенебельной Сент-Оноре. А могла бы жить там в роскоши.

Только вот роскоши ей не хотелось. Она жаждала свободы и независимости. А это как раз ее олицетворение.

Быстро приняв решение, она повернулась к сутулой хозяйке и широко улыбнулась.

– C’est parfait[13], – заявила она.

Старуха вытаращила глаза, но быстро скрыла удивление. Если la belle irlandaise[14] хотелось переплачивать за эту помойку, зачем ее останавливать? Она взяла с Кейтлин задаток наличными и поспешила прочь, пока девчонка не передумала.

Кейтлин открыла рюкзак и поискала, куда повесить одежду. В комнате был крохотный деревянный гардероб и шаткий на вид комод. К счастью, пожитков у нее было не так уж много: ботинки мартинсы, кроссовки «Олл стар», три пары джинсов и куча футболок.

Начав распаковывать вещи, Кейтлин взглянула на себя в зеркало. От наивной пятнадцатилетней девочки, приехавшей три года назад в Олдрингем, не осталось и следа. Теперь она выглядела мрачно и модно: бледная кожа, черные волосы, подстриженные по-эльфийски коротко, идеально подходили к всеотрицающему гранжy[15], которым она увлеклась. В «Грейкорте» общий стиль одежды был вылощенно ученическим, и она выделялась. Шагая по школьным коридорам столетней давности, одетая в ставшие привычными выцветшие джинсы и футболку какой-то малоизвестной инди-группы, она выделялась как бунтарка, одиночка.

«Грейкорт». Слава богу, с учебой покончено. Она выполнила обещание, данное Уильяму в тот рождественский сочельник, и вернулась в школу. Однако на своих условиях. Вернулась, не стремясь с кем-нибудь подружиться или войти в новую компанию, не обращая внимания на сплетников. И, как только перестала обращать внимание, жить стало легче. Джордж по-прежнему старалась поддерживать хорошие отношения, но даже с ней Кейтлин держалась на расстоянии. Джордж – хорошая девчонка, но Кейтлин решила, что сближаться нет смысла – она не собиралась общаться ни с кем, кто знал ее последние три года.

Теперь, когда ей исполнилось восемнадцать, она наконец могла начать жить самостоятельно. И Париж открывал перед ней такую возможность. По иронии судьбы на эту мысль натолкнул ее именно Уильям.

С тех пор прошел почти год. В то время, как и у других выпускников, все ее мысли были о будущем. Только на одном уроке она прилагала хоть какие-то усилия – на рисовании. Кейтлин задумывалась о школе моды и дизайна.

Осенний семестр она посвятила заполнению бланков заявлений. Первым в списке числился лондонский Центральный колледж искусства и дизайна Святого Мартина, у которого была репутация эксцентричного заведения. Отличное место для изучения моды. И, скорее всего, она бы отправилась туда, если бы на это не обратил внимание Уильям.

– У меня в колледже отличные связи, – сообщил он. – Дай знать, когда назначат собеседование, и я замолвлю словечко.

Колледж сразу потерял для Кейтлин всю привлекательность.

Когда Перкинс высадил ее у школы в следующий воскресный вечер, она сразу же зашла в кабинет профориентации. Отыскав папку с курсами изобразительного искусства и дизайна, она начала выписывать лучшие школы моды – подальше от Лондона. Через полчаса она листала проспект École de la Chambre Syndicale de la couture parisienne – известный парижский колледж моды.

Недолго думая, она решила, что парижская школа моды ей идеально подходит. Программа по разработке и технологии создания моделей одежды, рассчитанная на два года, была всемирно известной, и школа выпустила немало знаменитостей: Ив Сен-Лоран, Валентино, Иссей Мияке…

В тот же вечер Кейтлин заполнила десять страниц бланка заявления. Она обратилась к любимому учителю, мистеру Райту, за рекомендацией. С первых дней в «Грейкорте» он во всем ее поддерживал и знал о мечте поступить в Сент-Мартин. Увидев, что она подает заявление в парижскую школу моды, он не стал комментировать неожиданную перемену планов, хотя полюбопытствовал, почему она подает заявление как Кейтлин О’Дуайер.

– Имя Мелвиллов слишком хорошо известно в мире моды, – ответила она ему, как и всем, кто спрашивал.

Однако правда была в том, что она не ощущала себя членом семьи и никогда не будет. В Париже она могла начать карьеру под именем О’Дуайер.

Она не рассказала Уильяму, что подает заявление в «Шамбр синдикаль». Не хотела, чтобы он вмешался. Вместо этого использовала один день для самостоятельных занятий для поездки в Париж на собеседование. Ее французского едва хватило, чтобы ответить на вопросы. Почти два часа комиссия из модных парижан спрашивала о ее планах и кумирах. Они обстоятельно просмотрели ее портфолио, изучая и критикуя работы. Она вышла после испытания измученной и обескураженной. Мест было мало, и после допроса с пристрастием она не слишком высоко оценивала свои шансы. Однако через полтора месяца ей позвонили и сообщили, что она принята. Уильям не обрадовался, но ничего не мог с этим поделать. Так решила она.

Занятия в школе официально закончились шесть дней назад. На выпускной бал она не пошла, зато быстро съездила в Вэллимаунт – ежегодное паломничество на могилу матери, – но даже не зашла повидаться с Нуалой. Связь с семьей Нуалы за последние три года почти прекратилась, ограничившись обменом рождественскими открытками и поздравлениями с днями рождения. Кейтлин сама была виновата. Уж слишком больно было слышать, как там бурлит жизнь, к которой она уже не имела отношения.

В пятницу вечером она вернулась из Ирландии. В Олдрингеме все выходные Кейтлин упаковывала вещи, а на понедельник купила утренний билет на «Евростар».

Теперь, закончив разбирать вещи, Кейтлин подошла к большому окну комнаты. Отсюда за крышами домов виднелся канал Святого Мартина. Она забыла об Уильяме, «Грейкорте» и обо всем остальном. Наконец она в Париже. Только это имеет значение.

Разобравшись с жильем, она перешла к следующему пункту программы: работе. Несколько месяцев назад Кейтлин решила, что не возьмет у Уильяма ни пенни. К счастью, после двух лет участия в конкурсах галереи «Саатчи», получая похвалу, в этом году она наконец завоевала первый приз. «Единственный раз в истории школы ученик удостоен такой чести», – гордо объявил мистер Райт на собрании. Кроме роскошной церемонии награждения в Лондоне, приз включал щедрую стипендию, которая покроет стоимость ее обучения. Теперь ей нужны были деньги на оплату жилья и питания.

На следующее утро, встав пораньше, она отправилась на поиски работы, а заодно и осмотреть окрестности. Казалось, что здесь не так уж плохо, как предупреждали все. Расположенный на холмах северо-восточной части Парижа в двадцатом округе Бельвиль, может, и был захудалым уголком, но производил яркое впечатление. Изначально в этой части города селились рабочие, лабиринты улочек служили пристанищем многих поколений обедневших парижан и иммигрантов. Пока Кейтлин блуждала по улицам, история являлась ей в каждой пяди местности: китайские забегаловки с лапшой, еврейские книжные лавки, арабы, курящие кальян у открытых дверей магазинов, крики североафриканских торговцев бананами и бататом. Все это было так далеко от широких бульваров и дорогих бутиков центра Парижа. Может, в конце концов, жить здесь будет не так уж и плохо…

Но к вечеру ее оптимизм приугас. Она обошла почти каждый магазин, бар и кафе от Бельвиля до канала Святого Мартина, и все безуспешно. Либо они уже наняли персонал на лето, либо воротили нос от ее французского с акцентом. Вспотев от июльской жары, она решила вернуться по бульвару Виллет к дому.

По дороге она купила в табачном киоске газету «Карьер-эт-Амплуа» и забрела в неброский кафе-бар, где собиралась ее почитать. Зайдя в кафе, она заказала эспрессо. Ей не особо нравился крепкий кофе, но это был самый дешевый напиток в меню. Пока официант поспешил приготовить напиток, Кейтлин развернула на столе газету и нашла раздел неквалифицированной работы. Она увлеченно читала объявления, когда вернулся официант. Он поставил перед ней чашку, но вместо того, чтобы взять деньги, которые Кейтлин выложила на стол, задержался. Кейтлин подняла голову, чтобы понять, что не так, и увидела высокого, худощавого, слегка женоподобного мужчину лет сорока, который ее разглядывает.

– Могу я вам чем-то помочь? – поинтересовалась Кейтлин.

Мужчина улыбнулся ломаному французскому.

– Non. Но, может, я могу помочь вам.

Он кивнул на газету.

– Работу