Любовь по-немецки - Мара Дорст

мужа, но расплачиваться с государством в случае нарушений должна я сама. Мысль о том, что теперь я не могу покинуть страну по собственному желанию, когда пожелаю, тоже пугала меня. Я чувствовала себя попавшей в капкан. Мой младший сын Ваня должен был поступать этим летом в университет, и это было для меня важнее всего на свете. Я планировала поехать с ним в июле в Москву подавать документы и участвовать в конкурсе. Конечно, на прежней работе мне бы тоже не дали отпуск более трёх недель, но в данном случае меня охватил страх, что Джобцентр может не пожелать предоставить мне отпуск в нужное мне время. Кроме того, перспектива вернуться сразу после Москвы в Германию, так и не побывав дома с моими близкими и не повидавшись с моим старшим сыном, который учился в Санкт-Петербурге и приезжал на каникулы только два раза в году, тоже удручала меня. Ещё в начале нашего знакомства я много раз обсуждала с моим будущим мужем вопрос, сколько и как часто я смогу видеться с моими близкими, если все-таки выйду за него замуж. Йенс заверил меня, что я могу делать это тогда, когда это мне необходимо, а мой отпуск в России этим летом сроком два месяца даже не подвергался сомнению. Теперь я поняла, что он заведомо мне лгал. Йенс так же, как и я теперь, как и все соседи, и как Карстен в том числе, состоял на учете в Джобцентре и получал социальное пособие. Естественно, он не мог не знать, что отпуск в Джобцентре предоставляется только на 21 день, но он намеренно ввёл меня в заблуждение. Когда я указала ему на это, Йенс сделал большие глаза и сказал, что он впервые это слышит и огорчен этим известием. Я рвала и метала, загнанная в ловушку его ложью. Но что я могла сделать, ведь договор уже был подписан. Более того, с ехидной улыбкой мой муж сообщил мне: «Вы же сами подписали этот договор в присутствии переводчика».

Действительно, на встрече в Джобцентре меня соединили по коммутатору с переводчицей, и она переводила мне наш разговор с сотрудницей центра. Однако, не понимая, во что я ввязываюсь, не зная сути договора, я не могла задать нужных мне вопросов. Они просто не приходили мне в голову.

Сколько ещё таких подводных камней встречалось и встретится на моём пути! Когда не знаешь языка, не знаешь законов другой страны, так просто угодить в ловушку. Я была вынуждена полагаться на моего мужа, однако, как показали события, он действовал вовсе не в моих интересах, бесстыдно пользуясь моим неведением. Ситуация осложнялась тем, что в Германии совершенно нормальным считается отправка документов в виде скан-копии и решение вопросов через электронную почту. Как я узнала потом случайно, Йенс, следуя своей обычной практике, создал фальшивый почтовый ящик и от моего имени вел переписку со всеми инстанциями.

Ещё во время нашей переписки в России Йенс Хаас упомянул, что он всегда добивается своего. Тогда я посчитала это хорошим признаком. Но я не догадывалась даже, что этот человек добивается поставленной цели любой ценой, не гнушаясь ничем.

Для моего мужа я оказалась средством зарабатывания денег. Моё пособие из Джобцентра, в полном объёме поступавшее на его конто, покрывало половину аренды его квартиры, другая половина уходила на продукты и бытовые расходы. При этом моей части пособия хватало на содержание нас обоих. Половина его пособия оставалась его чистой прибылью. Женитьба на мне также улучшала его налоговый статус, а перспектива получать в Фамиленкассе пособия на моих детей («Киндергельд»), оформлением которого он так настойчиво занимался, принесла бы ему дополнительный ежемесячный доход в 600 евро. И это помимо того, что в перспективе он предполагал отправить меня на работу, после чего по закону я обязана была бы полностью оплачивать аренду, как член семьи, получающий боле высокий доход. Все эти его планы на меня были полностью противоположены тем обещаниям «сладкой жизни», которыми он потчевал меня в своих ранних письмах до того, как я вышла за него замуж. Он требовал моего увольнения, чтобы я оказалась в полной зависимости от него и не могла сорваться с крючка, и уверял меня, что мне больше никогда не придётся работать, высылая для наглядности картинки счастливой улыбающейся женщины, которой утром приносят апельсиновый сок с крекерами в постель.

Я понимала, что я стала для моего мужа «дойной коровой», однако все попытки изменить ситуацию хоть немного в мою пользу, вернее, в пользу моей семьи, натыкались на его жесткие манипуляции и отрицание очевидного. Когда же мне удавалось припереть его к стенке фактами, я получала в ответ агрессию. А припугнув его тем, что я уеду в Россию, если он будет продолжать так себя вести, я лишь получила тотальный контроль во всем, и у меня были отобраны ключи от дома. Йенс сначала пытался упрашивать меня остаться, потом он попытался манипулировать мной через мою любовь к Карстену. И наконец, увидев, что я уперлась в моем решении, он показал свое истинное лицо: он объявил мне, что, если я уеду, он опубликует мои фотографии с Карстеном, где мы занимаемся сексом, и отправит их моей семье и по электронным почтовым адресам компании, где я раньше работала. Я была шокирована. Я даже не подозревала, что он делает такие фото. Впрочем, это было вполне возможно: поглощенная объятиями и поцелуями своего возлюбленного, я не могла видеть того, что творится за моей спиной. Йенс имел сотни возможностей фотографировать нас во время наших занятий любовью, так что мы бы этого даже не заметили.

Однако я сделала вид, что его угрозы вовсе не пугают меня. Это был единственный способ обезоружить негодяя.

После этого разговора я на всякий случай спрятала мои паспорта – российский и заграничный – между кроватью и ночным столиком, потому что теперь я поняла, что от Йенса можно ждать все, что угодно. А на следующий день, когда Йенс ушёл за продуктами в супермаркет (пожалуй, это единственное место, ради которого он покидал стены дома), я включила его компьютер и попыталась найти там фотографии, которыми он меня пугал. Конечно, в этот момент, роясь в его файлах, я уподоблялась ему. Но когда живёшь с таким человеком, как Йенс, приходится вести войну его же методами, иначе неизбежно проиграешь. К сожалению, я не смогла найти то, что искала. Только папки с моими повседневными фото, которые я высылала ему из России и которые он постоянно выставлял в качестве заставки на свой рабочий стол. Пара фотографий носила эротический характер, я делала их в студии у профессионального фотографа ещё 9 лет назад, и я подарила их в ноябре Йенсу в присутствии Карстена, чтобы получить от них обоих восторженный отзыв. Это были фото очень хорошего качества, и я очень нравилась себе на них. Несмотря на то, что, по моему мнению, это были «приват-фото», Йенс также включил их в слайд для рабочего стола, и мою полуобнаженную фигуру могли наблюдать все, кто приходил к нам в гости, даже его дети. Это шокировало меня. Я неоднократно просила Йенса убрать мои фотографии с заставки, но он игнорировал мои просьбы. На этот раз я решила вопрос сама. Я удалила из папок, а затем и из корзины все мои фотографии. У меня не было времени делать отбор, поэтому я расправилась со всеми фото. Я понимала, что он обнаружит пропажу, как только вернётся, и готовилась принять бой.

Действительно, буквально через полчаса, сев за компьютер, он увидел, что я сделала.

– Вы удалили все ваши фотографии! – заорал Йенс. – Вы рылись в моём компьютере!

– Так же, как и вы в моих телефонах, – парировала я. – Это мои фотографии, и я могу делать с ними, все, что считаю нужным.

– Это был напрасный труд, дорогая, – сказал он с ухмылкой. – Все ваши фотографии я пересылал