Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

– А я сказал – поедешь! Вперёд лошади побежишь! Хочешь всё продать за какую-то девицу?! Своему сыну я подобное не позволю! Ежели она согласиться, может стать наложницей при Кутумском князе. Давай, спроси её, а мы все послушаем!

Соловейка бездумно сжала ладони на плечах Аяра, почувствовав, как по ним пробежала дрожь. Она не смогла больше смотреть на разрыдавшуюся при всех сестру и уткнулась лбом в братскую спину, чувствуя, что вот-вот и сама разревётся. Зачем князь так жесток? Разве что-то плохое может случиться от любви?.. Корьян должен уехать и взять в жены какую-то другую, незнакомую девицу. А что же будет с сестрицей?

У Журавельки подкосились колени, Корьян едва её удержал, не позволив опуститься на пол. Она билась в его объятиях, сквозь рыдания просила оставить её, не трогать, ничего больше не говорить. Соловейка сжала в кулаки кафтан Аяра. Разве такое может быть, разве может? Она мотала головой, не отнимая лба от его спины, и ничего больше не слышала.

– Не желаю больше слышать этот вздор, –– прогремел Остромысл, перекрикивая всхлипывающую Журавельку. – Выбор для тебя не изменился, а сейчас ты пойдёшь думать над ним в погреб, и будешь там сидеть, пока я не дозволю выйти! Не то слишком много спеси для княжича!

Князь окликнул дружинников, и двое парней вошли в зал, чтобы выпроводить Корьяна. Соловейка задрожала, с мучением представив, как его сейчас позорно вытолкают в спину из палаты, или даже поволокут за воротник по полу… А Журавелька будет кричать, но Аяр бросился вперёд, первым дойдя до брата. Хлопнул его по плечу: «Пойдём, Корьян». Тот резко на него обернулся, дёрнув плечом.

– Думаешь, у тебя всё тихо-гладко будет, раз ты старший?

У Аяра вспыхнуло лицо, Корьян больше ничего не сказал. Дружинники оттеснили его от Журавельки, разорвав сцепленные ладони. Она всё-таки опустилась на пол, прикрыв лицо руками, а Корьян развернулся до того, как его вытащили бы силой и натолкнулся взглядом на Соловейку. В глазах его так ярко полыхнула злость и ненависть, что она замерла и перестала дышать. Несколько мгновений он буравил её этим взглядом, но потом ушел мимо, не позволяя подталкивать себя в спину.

Князь Остромысл остался стоять у своего кресла, огромный и грозный, загораживая собой высокое окно. Взгляд его был такой же яростный, как у Корьяна. Журавелька так горько рыдала перед ним, что плач разносился по всей палате и растерянностью оседал на остальных. Как ей там одиноко и страшно плакать на виду у всех… Соловейка не выдержала и бросилась к сестре, крепко обняла её, спрятав заплаканное лицо у себя на груди. Подняв взгляд, она болезненно глянула на Аяра, а потом на князя. На мгновение ей захотелось спросить у него так же, как в лесу: зачем? Показалось, что он мог бы ответить. Именно ей – мог бы. Показалось даже, что он захотел что-то сказать – взгляд его изменился, стал тёмным, но спокойным.

Но Остромысл ничего не сказал. Он прошел мимо Соловейки, мимо Аяра и вышел из княжеской палаты вслед за Корьяном.

16

Никто не слышал, но все знали, что после того скандала князь Остромысл воспитывал второго сына палкой. После его заперли в холодном погребе, и никого не допускали, кроме кухонной девки. Князь пригрозил отлупить каждого, кто решит повторить глупость Малки и помочь ему. Но помощи Корьян и не просил. Соловейка пристала к девушке и не отстала, пока та, таясь и оглядываясь, не рассказала, что княжич никогда с ней не говорит, да и еду иной раз не берёт. «Одни глаза в темноте сверкают», – говорила она, а потом убегала, боясь, как бы князь-батюшка их не застукал.

Журавелька целыми днями плакала, не вставая с лавки. Соловейка сидела подле неё и не знала, чем помочь. Что сказать, когда тебя так разлучают с любимым? Она не знала. Единственный, кого она когда-то потеряла, была матушка. Но это было так давно, она была так мала, а Аяр появился в её жизни так быстро, что она и не помнила, что чувствовала. Если бы уехал Аяр, ей бы было очень грустно, наверное, но вряд ли бы она его оплакивала, ведь она в него не влюблена…

Сестрица Соловейке никак не могла рассказать, как же так у них сладилось?.. Когда же?.. Только через всхлипы повторяла, что без него ей теперь не жить, и лучше будет, если она умрёт прямо тут, коли ей суждено остаться без него.

– Прежде чем помирать, нужно с Корьяном поговорить… – сказала Соловейка в самый тёмный ночной час, всё так же сидя у кровати сестры.

Журавелька будто бы иссохла, выплакав все слёзы, что у неё были. Она просто смотрела тёмными глазами на пламя свечи, которая стояла на полу, подрагивая на сквозняке из-под двери. Сестра повернула голову и посмотрела на Соловейку удивлёнными глазами, которые до того были совсем безжизненными.

– Как это – поговорить? – сдавленно и едва слышно прохрипела она. – Его ведь посадили в тёмный погреб, и он там…

– Ну не в волчью яму же в лесу.

Соловейка пожала плечами, снова чувствуя в себе разгорающийся огонь, который с самого детства подкидывал её на месте. Она удобнее уселась и схватила сестру за руку. Это совсем не сложно. Очень рано они тихо-тихо выйдут из терема, когда кухонная тётка пойдёт в сарай. Погреб прямо за сараем, в его деревянной двери есть большая щель, через которую всё слышно. Уж она-то знает: Аяру от отца тоже доставалось и за его, и за её шалости.

Журавелька засомневалась, но робко привстала с постели. Соловейка не знала, что можно было сказать любимому, но точно знала, что от её молчания он мог бы раствориться там в темноте. Когда-то так ей сказал Аяр, она ему поверила по-детски и испугалась.

– А если нас поймают? – шепотом спросила Журавелька, набрасывая тёплый полушубок на плечи.

– Я погляжу, чтобы нас не поймали. Да и кто там будет в такое утро… Ты посмотри – еще совсем темно.

Наконец Журавелька согласилась. Взяв сестру за руку, Соловейка осторожно выскользнула в коридор, сначала послушав: не ходит ли там сердитая нянька? Но всё было тихо, только внизу уже чем-то шумела ключница. Соловейка зашипела на сестру, чтобы та не топала по ступенькам, но