Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

– Зачем ты пришел сюда, Аяр? Хочешь уговорить меня отказаться от всего и принять уготованное родителем? А сам-то ты как хотел бы «быть с этим»? Предать всё за отцово одобрение? Ну да, тебе всегда хотелось быть самым лучшим сыном. А если б он вторую – твою – бросил бы себе под ноги? Вот ты следующей ночью не за хер хватайся, а думы пораскинь свои: как мне быть? Потом придёшь и расскажешь.

– Да что ты можешь знать об этом? – гневно вскрикнул Аяр.

– Да всё! – резко и зло крикнул Корьян. – Это ты только за хер держишься, скоро до яиц сотрёшь.

Одним рывком Аяр спрыгнул в погреб, сгрёб в кулаки шубу и поднял Корьяна, чтобы смотреть глаза в глаза.

– Не смей так говорить об этом! – прошипел он ему прямо в лицо, силясь не ударить.

Теперь ему казалось, что ни словом с ним нельзя говорить о своей любви. Чтобы он насмехался над ним? Над его Соловейкой? Зачем пришел, дурак! Корьян с первого же раза попал в самое больное место. С той самой минуты, как Аяр увидел рыдающую Журавельку на полу княжеской палаты перед отцом, он задавал себе один вопрос: как бы он поступил? Как бы он Соловейку защитил? Смог бы он так перечить князю? Ради себя, может и нет. Ради себя когда он перечил? А ради неё? Аяр тяжело дышал и, не отрываясь, смотрел на Корьяна. Он хотел бросить свои чувства ему в лицо, но Корьяну они были не нужны. Брат даже бровью не повёл.

– Погреб для тебя не место. Ты в тереме под боком отца решил отсидеться, – сказал Корьян, продолжая их последнюю ссору, – вот и убирайся отсюда! Залезь кому-нибудь под юбку и успокойся уже.

Корьян рывком сорвал руки брата с себя и хотел оттолкнуть, но в узком погребе некуда было деться. Аяр оттолкнулся спиной от стены и в бешенстве еще раз схватил его. Казалось, слова Корьяна прилипают к Соловейке грязными следами. И чем дольше они продолжают, тем явственнее Аяр видел эти пятна, как синяки от грубых пальцев. Мотнув головой из стороны в сторону, он отпустил брата и выбрался из ямы. С грохотом он швырнул крышку и ушел.

Едва переводя дыхание и не в силах разжать кулаки, пнув ступеньку, заскочил за крыльцо. Яростно распахнул дверь, вошел в сени и остановился, как вкопанный. Перед ним на низенькой лавке сидела Соловейка и горько плакала. Аяр будто с разбега махнул в прорубь. Он с изумлением смотрел на сестрицу, будто сами духи её сюда посадили именно в эту минуту. Кипение внутри так быстро схлынуло, что стало трудно дышать и держаться на ногах.

– Соловейка? – едва справившись с собой, сказал Аяр, а потом присел перед ней. – Почему ты здесь? Почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел?

Может, опять отец решил поиграть с ней в свои игры? Аяр осмотрел сестру, она выглядела как обычно: сухие волосы в косе, домашняя юбка поверх обычной домашней рубахи, обутая. Только лицо заплаканное. Соловейка двумя ладонями отёрла слёзы и помотала головой.

– Что же тогда? – Аяр захотел взять её за руку, но она скрестила ладони и положив их на колени.

– Ничего… – сказала, а у самой голос от слёз задрожал. Она закусила губу, захотела встать, но Аяр накрыл её ладони своими, взглянул в лицо, и тогда она сдалась.

Сбивчиво и путанно Соловейка рассказала, что сестрица Журавелька теперь на неё в обиде. Прогнала её от себя, не дозволяет более с ней быть, говорит, что все против их с Корьяном любви. И Соловейка – больше всех, потому что их с Аяром водой не разольёшь. А Аяру по рождению против брата положено идти… «Ты, – сказала Журавелька сестре, – нас никогда не поймёшь, ты с ними против нас и доброта твоя не настоящая».

Соловейка снова разрыдалась, личико у неё было такое обиженное, что Аяр не сдержался, привлёк её к себе. Плечи сестрицы мелко дрожали, но он не мог пересилить себя и по-братски девушку похлопать по спине. Он крепко обнял её, а потом встал на ноги и потянул Соловейку за собой, жадно вдыхая запах её волос. Внутри всё задрожало, некстати вспомнились насмешливые слова Корьяна. Соловейка всё еще рыдала на его груди, а Аяр чувствовал только как ему становится жарко. Он наклонился, как делал это много раз, чтобы шепнуть ей что-то утешительное, но вместо слов нестерпимо захотел коснуться губами её щеки. Дыхание само собой задержалось, Аяр коснулся щекой её щеки и тут дверь в сени распахнулась.

* * *

Князь Остромысл решительно вышел в сени, но тут же остановился, напоровшись взглядом на старшего сына. Он стоял, вцепившись руками в волосы Соловейки и что-то ей нашептывал. Князь несколько мгновений смотрел на них, а Аяр всё не отнимал головы от девицы, как мёдом ей щеку намазало. Он не сразу обернулся, как будто с трудом оторвавшись. Остромысл нахмурился. От глубокой морщины меж бровей будто прошла волна онемения. Князь узнал это дрожащую руку в женских волосах – мысль об этом опалила, как брошенная костром искра, и зажгла чувство, которое он уже почти забыл – ревность.

– Аяр! – громко позвал князь.

Сын раскрасневшийся, тяжело дышащий, обернулся, на лице его отразилось сожаление. Соловейка вздрогнула и тоже взглянула на князя. Лицо у неё было красное, залитое слезами, она испуганно хлопнула ресницами, упёрлась ладонями в Аярову грудь. Он, наконец, разомкнул объятия, отступил на шаг и повернулся к отцу.

– Седьмица прошла. Сходи-ка и приведи ко мне своего брата, послушаем, до чего он додумался.

– Я? – встревоженно переспросил Аяр, лицо его побледнело. – Корьяна?

Князь всегда считал, что вырастил достойных сыновей, но каждый из них так и норовил отца разубедить. То один личину дурака примеряет, то другой. Но одного его взгляда хватило, чтобы Аяр всё понял. Он растерянно огляделся, пригладил растрепавшиеся волосы, князь заметил, что руки у него всё еще дрожали. Княжич даже если и хотел что-то еще сказать, делать этого не стал. Поклонился и вышел.

Пораженная Соловейка осталась стоять посреди сеней, взгляд её метался испуганной мушкой. Что тут у них произошло? Что за сладость на её щеках нашел Аяр? Князь видел только слёзы. Прищурившись, он шагнул к Соловейке так близко, что