Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

– Кто ж тебя такую хитрую лису сюда пропустил? – хрипло сказал Остромысл, взявшись за воротник шубы. Пальцы коснулись её шеи, князь сжал мех руками и рванул его вниз.

Соловейка, охнув, задрожала, чувствуя, как шуба скатилась с неё и опала на ковёр. Она запрокинула голову, больше всего хотелось, чтобы он снова её поцеловал. И он поцеловал; коснулся губами треугольника кожи меж ключицами в прорези нижней рубахи. По телу будто разлилась огненная вода. Ноги перестали держать, Соловейка осела на ковровый пол. Князь, не отрывая губ, опустился вместе с ней, лихорадочно целуя чуть выше, чуть ниже, у самой кромкой рубашки. А потом он не выдержал и с рыком разорвал ворот до груди. Соловейка вскрикнула ему в губы, вцепилась руками в плечи. У неё так кружилась голова, что трудно было дышать и говорить. Князь над ней занимал весь мир, ни о ком другом она думать больше не могла.

Князь разорвал на ней рубашку до самого низа, где живот сводило от напряжения. Соловейка вздохнула, чувствуя мужскую руку на своей груди, сильнее обхватила его плечи и поцеловала, куда дотянулась – в висок. Он тут же взглянул на неё – дико, пьяно. Запустил вторую руку в волосы и, наконец-то, жадно, глубоко, влажно её поцеловал. Жесткие губы князя сминали её мягкие, податливые, она только стонала ему в ответ и запрокидывала голову, не ощущая ничего, кроме захлёстывающего, щекочущего жара. Наконец она могла его целовать вволю, никого не боясь. И Соловейка отдалась этому желанию.

До боли в пальцах сжимала плечи князя, скользнула руками по его спине, прижимаясь плотнее. Её обнаженная грудь касалась груди князя. Он провёл по ней ладонью, тревожа чувствительный сосок, сжал мягкий живот, бедро, и завёл пальцы за край разрыва рубахи, которая собралась между ног. Соловейка вскрикнула ему в губы и резко распахнула глаза, забыв, как целоваться. Живот под его рукой напрягся, внизу стало тяжело и горячо. Но рука князя была еще горячее.

На каждый вдох припадая к её коже поцелуями, Остромысл спускался всё ниже. Вот уже её руки сползли с его плеч, она вцепилась в мех шубы и не могла оторвать головы от ковра, чтобы посмотреть. Слишком приятно. Слишком близко, слишком неожиданно. Каждое его движение заставляло её крупно дрожать и жадно хватать ртом дымный воздух. Он поцеловал её живот, добравшись до края прорехи, а потом одним движением разорвал рубаху до конца.

Ткань с треском разошлась и опала вокруг бёдер, оставив Соловейку совсем голую. Впервые она лежала перед кем-то такая беззащитная, совсем обнаженная, но ей не хотелось прикрыться. Наоборот. Хотелось, чтобы князь дотронулся до каждого уголка её тела. Соловейка поддалась его руке, разводя дрожащие колени и он легко скользнул пальцем вниз по напряженному бугорку. Она не смогла сдержать крик – так это было остро. Другой ладонью князь на мгновение прикрыл ей губы, по-кошачьи прошипев на ухо «тш-ш-ш».

Соловейка захотела облизнуть пересохшие губы, но провела языком по его пальцам. Остромысл с рыком оказался прямо над ней и снова поцеловал так яростно, что она не успевала отвечать. Только шумно вдыхала между касаниями, голова закружилась еще сильнее. Мир вокруг неё поплыл, остались только ощущения прикосновений там, где вся она превращалась в горящую точку и дурманящий, немного сладкий, немного терпкий мужской запах. Хотелось кричать и смеяться, но получалось только хрипло стонать. Хотелось, чтобы он никогда не отнимал руки от её ложбинки между ног, потому что без него – там, внизу – становилось холодно и невыносимо тяжело.

Но он и не думал. Его пальцы нежно прошлись вверх-вниз, Соловейка запрокинула голову, разрывая поцелуй. Её всю трясло, внутри горело. Она заметалась на шубе от невероятного желания что-то схватить, или закричать, или сжаться – князь сразу же прочитал её мысли. Он обхватил её одной рукой за плечи, навалился, бёдрами разводя её ноги. Колени дрожали, она вся дрожала, но под его тяжестью ей вдруг стало спокойно. Он убрал руку от её влажного, набухшего женского места и Соловейке показалось, что это и была любовь, о которой говорили тётки полушёпотом.

Она едва смогла через дурманящую дымку взглянуть на князя, как вдруг он качнулся вперёд, не отрывая от неё жадного, горящего взгляда. Соловейка вздрогнула, чувствуя распирающий напор между ног, а потом он припал губами к её шее и толкнулся в неё сильнее. Соловейка вскрикнула ему в плечо, широко распахнув глаза от изумления. Князь что-то зашептал коротко и остро покрывая её лицо поцелуями. Он снова мягко уложил её на ковёр, ласково, будто успокаивающе ведя руками по телу. Очертил пальцами грудь, коснувшись напряженных сосков. По телу разлилась тёплая, будоражащая волна, перебивая собой режущее чувство внутри.

Соловейка вздрогнула, с удивлением почувствовав не только боль, но и приятное чувство наполненности и невероятной близости. Он был так близко, он дышал прямо над ней, он смотрел в её лицо так, как никто никогда не смотрел. И хотелось, чтобы он не отрывал взгляда и не отстранялся, а стал еще ближе. Судорожно вдохнув, Остромысл схватил её за бёдра и снова качнулся вперёд. Соловейка вскрикнула, снова вцепившись руками в звериный ворс шубы. Но за мгновением боли наступало обволакивающее удовольствие. Казалось, она перестала самой себе принадлежать в этой непонятно смеси чувств. Всё в ней сжималось в предчувствии боли, а через мгновение разливалось кипятком от бёдер к голове – будто с разбегу прыгаешь в ледяную реку, а потом оказываешься в руках сильного, заботливого мужчины. И ей хотелось снова и снова выплывать из болезненной точки в его объятия. Наконец, она подалась бёдрами навстречу князю. Он, сжимая её бока ладонями, яссилой потянул на себя, толчком заполняя Соловейку до конца. Голова её металась по ковру, разбрасывая волосы, она кусала губы между вскриками, а потом не выдержала, приподнялась и прижалась грудью к Остромыслу. Он тут же упал, подмяв её под себя. Еще раз остро и глубоко качнулся, утопив стон в её волосах, и остановился.

Соловейка, не отпуская плеч князя, едва дышала. Он уложил руки вокруг её головы, намотав на пальцы пряди. Их тяжелое дыхание слилось в одно, она чувствовала, как его напряженный живот на каждый вдох касается её влажного живота, и на каждый выдох отстаёт, пропуская между ними обжигающе холодный воздух. Соловейка сильнее сжала коленями бёдра князя, боясь, что он встанет и она останется одна.

Голова её была