Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

– Но ты… Разве мы не чувствуем с тобой одно? Разве ты и сапожок мне бросила просто так и обнимала так ласково… – он будто захлебнулся словами, окинул взглядом лес над ней, а потом схватился за грудь и еще тише спросил: – Разве ты не любишь меня?

Аяр потрясённо смотрел на Соловейку, у него было такое опрокинутое лицо, будто вся его душа за один выдох взлетела, а потом упала и разбилась. У Соловейки задрожали губы, она прижала их ладонями. По горячим щекам потекли слёзы, холодом оставляя следы, как длинные, глубокие царапины. Это простое признание показалось Соловейке непереносимым. Невыносимым. Тело помнило чувственные мужские прикосновения князя и ласковые братские объятия Аяра. Остромысл ей ничего не говорил, а Аяр не мог замолчать, несмотря на её рыдания. Но разве бывает такая тихая любовь? Разве любовь не швыряет в ледяную воду, стискивая руки и ноги, крадя дыхание и мысли? Соловейка не могла остановиться, всхлипывала в голос, ничего не понимая в безумной мешанине чувств. Что он хочет? Чтобы она любила его по-другому?..

– Пожалуйста… Аяр! Ты друг мне, ты брат мне, ты всегда меня оберегал, я с тобой никогда ничего не боялась… Не пугай меня, братец Аяр!

Соловейка закрыла лицо руками, только чтобы не видеть его лица с болезненно изломанными бровями и сжатыми губами. Сквозь рыдания она слышала, как он тяжело дышал прямо над её головой. Ей не хотелось причинять Аяру боль, но ничего другого она сказать брату не могла, ни одного слова в ней для него этой ночью не осталось.

Сколько бы Аяр ни спрашивал, Соловейка не отвечала и не отнимала рук от горящего стыдом лица. А потом он замолчал и молчал так долго, что она думала – он ушел. Она подняла голову и наткнулась на его неподвижный, пустой взгляд. Он будто смотрел через неё вглубь себя и единственное, что смог сказать: «Я провожу тебя до шатра. Нечего здесь ночью одной ходить…».

Соловейка снова закрыла глаза, горько разрыдавшись: прости, братец Аяр.

20

Впервые за долгое время князь проспал самый первый солнечный луч. Он вышел из шатра, когда светило скользящими лучами пробивало лес. Остромысл вдохнул холодный, утренний воздух полной грудью и ощутил себя полным жизни. Будто это золотое солнце пролилось ему в глотку и отдало всю свою силу. Он вчера сказал Соловейке, что заборет любого, и сейчас в этом до конца уверился. Кровь налила все члены, руки готовы были вырывать вековые деревья, если б то Остромыслу понадобилось. Но калечить лес ему было без надобности.

Он прошелся по княжеской стоянке, поглядывая на дружинников. Кто-то уже грел мясо на завтрак, на палках поджаривали хлеб, другие вываживали лошадей. Отдохнувшие кони рыли снег копытами, ржали, шумно выдыхая. Им, как людям и прыгающим на привязи собаками, не терпелось снова отправиться бегом по лесу и полям. Остромысл оглядел животных и довольно кивнул – ни один зверь или человек за ночь не замёрз – знают своё дело его парни! Дикий лес казался тёплым и обжитым, несмотря на то, что яркое солнце и безоблачное небо обещали крепко-морозный день. Самое то, чтобы разогнать кровь по телу в удачной охоте. Всё было ладно, всё было дружно в его лагере, пусть таково и далее идёт.

У костра Райнаровой дружины Остромысл увидел старшего княжича. Аяр стоял чуть в стороне от остальных, седлая своего коня. Вид у него был хмурый и потрёпанный. Неужто всю ночь против его наказа бражничали с Райнаром? Остромысл свёл брови, за питьё в зимнем лесу и высечь недорослей можно! Но Аяр ни духом, ни видом хмеля в себе не выдавал.

– Здраве буде, княже! – гаркнули дружинники, завидев князя.

– И вы, мужи, здравствуйте, – ответил он им, пригладив бороду.

Аяр вслед за ними тоже князю поклонился, и тот уверился – нет, не пьян княжич. Что же его грызёт таким ясным утром? Не хочет с братом расставаться?

– Где твои братья и сестры? – спросил князь.

– Не знаю, – дёрнул Аяр плечом, и снова повернулся к коню.

Князь вскинул брови: это еще что такое? С каких это пор старший княжич с таким пренебрежением отвечает? В любое другое утро Остромысл, может, и научил бы его сыновьей почтительности, окунув головой в сугроб, но утро было слишком сияющим. Тем более, что как раз в эту минуту средние княжичи тоже вышли на общую поляну, поклонились. Хлын одетый в бордовый полушубок выскочил из девичьего шатра, бросился к братьям, походя поклонившись отцу.

– Сестрица Журавелька сказала, что сейчас уж выйдет, а сестрица Соловейка сказалась больной и никуда не пойдёт. Всё пропустит!

Больной?.. Князь посмотрел на младшего сына, но тот, засунув шапку за полу полушубка, уже проскакал мимо к своей лошадке. Какой непоседливый он вырос, ну, авось к вечеру не уснёт опять прямо в седле. Остромысл усмехнулся себе в усы, поглядев, как дядька Ульв напялил-таки на упирающегося недоросля заячью шапку, грозя привязать её к ушам.

Походя князь снова глянул на Аяра. Тот даже с места не тронулся, в третий раз перестёгивая ремни седла. Что это с ним, разве он не должен по своему обыкновению беспокоиться о сестре, щёки которой для него будто мёдом намазаны? Князь перестал улыбаться, поведя плечами под тяжелым меховым полушубком. Пусть делает что хочет с тем, что сам имеет, пока отец не велит иного.

Всё сегодня переменилось. Теперь Аяр скакал в чащу, как безумный, оставляя Корьяна позади. Тот осторожничал, прикидывал тропы, едва ли прислушиваясь к собачьему лаю. Хлын не мог угнаться ни за одним, ни за другим и сердился. Князь, отбившись от дружины, петлял по лесу, выслеживая рыжую лисицу, махавшую хвостом перед носом его коня. Хитрюга, она только выглядывала, а потом бежала со всех лап в рощу. Он кинулся за ней, зажимая меж собой и гончими псинами, вскинул лук. Огромная, пухлая от зимнего подшерстка – эдакую только на шубы княжьей жены и пускать. Снег сверкал на меху, вся она была сияющая. Глянула на князя умными глазами. Он прицелился, но стрелу пустил поверх рыжей ушастой башки. Бесова лисица! Посмотрела на него своими тёмными глазами и удрала в кусты беззаботная.

Бесова рыжая девица! Он