Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

– Не было её с Корьяном, нигде её не было, – ответил Райнар, по-звериному оглядываясь по сторонам.

Быстрыми отрывистыми приказами он погнал оставшихся дружинников вдоль реки искать крепкий брод и Корьяновы следы на той стороне, а сам с Аяром поскакал в лагерь. Аяр и хотел воспротивиться, отправиться еще дальше в лес, чтобы заглянуть под каждый куст. Но Райнар голосом своего отца воеводы Ульва сказал, что не попрёт замёрзший труп старшего княжича пред княжьи очи.

Промокшие штаны прилипли к ногам, под кафтаном мокрая от пота рубаха прилипла к спине, но Аяра сковывало вовсе не от холода, а от внутреннего, острого ужаса. Он будто в каждую клетку проникал иглами и ничем не получалось его заградить. Он потерял брата из виду, он угробил одну сестру, а другую от себя отрезал еще на той поляне, где она сказала, что он всего лишь брат ей. Брат! Несмотря ни на что – он всё равно брат ей! Он должен найти сестру, чтобы хотя бы часть иголок в сердце размягчилась.

Аяр заглядывал в каждый сугроб, под каждое дерево, но чем ближе была их стоянка, тем хуже ему становилось. Мир плыл перед глазами. Зачем ему теперь в лагерь? Что он скажет отцу и как будет смотреть на девичий шатёр? И почему, почему он, дурак, решил теперь с Соловейкой душой врозь быть?! А с Корьяном когда они такими разными дорожками пошли? Ни одной думы, чтоб душу успокоила, у него не рождалось.

До лагеря Аяр добрался обессиленный. Язык прилип к нёбу, княжич не знал, как сказать, что брата потерял, а сестра умерла. Обведя взглядом притихшую поляну, он взглянул на шатры и вдруг замер на месте, увидев у девичьего Соловейку. Она тоже увидела его, шагнула вперёд. Аяра бросило в жар – не потерялась! Нашлась! Живая, перепуганная, раскрасневшаяся от мороза. Коса растрепалась, ветер рвал её рыжие прядки, как подол кафтана. Он бы подбежал к ней да обнял, чтобы больше никуда не отпускать, как Корьян не отпускал свою Журавельку… но теперь он брат, который одну сестру не уберёг, а вторую потерял. Последние силы его покинули.

Аяр тяжело опустился на деревянный пень у костра. От тепла заледенелые ноги начало нестерпимо колоть, боль резкими толчками поднималась вверх. Поперёк горла встали выкрикнутые проклятия, не давая дышать. Соловейка стояла вдалеке, прижимая ладони к губам и не решалась подойти, делая шаг вперёд и несколько назад, пока за спиной её огромной тенью не показался отец. Он прошел мимо Соловейки и направился прямо к княжичу, надвигаясь на него чёрной тенью. Но у Аяра не было сил бояться родительского гнева. Уронив голову на руки, он сцепил зубы, чтобы никто не узнал, как хотелось кричать. Соловейка засеменила за князем, но остановилась чуть поодаль. Глаза у неё были огромные и испуганные.

– Что удалось узнать, Аяр? – строго, но спокойно спросил князь.

– Аяр! – не подходя ближе крикнула Соловейка. Аяр поднял голову, но за нависшим над ним отцом её не увидел. – Что же это… Ты один, где же Журавелька?

Аяр с трудом отнял руки от лица, ему больно было смотреть на Соловейку, будто она одним взглядом оставляла его без кожи. Медленно повернул голову на отца, Аяр сказал:

– Я не успел.

Ничего не успел. Опередить дружину не успел, брата догнать и убедить вернуться не успел, Журавельку спасти не успел. Князь нахмурился – он сразу всё понял, а вот Соловейка ничего не поняла. Она снова позвала его дрожащим голосом, а потом страх за сестру в ней пересилил смущение. Она подошла ближе, присела перед ним, едва дыша.

– Где же сестрица? Они вместе сбежали? Аяр? Что же ты молчишь, братец, хоть слово оброни!

Аяр с трудом посмотрел на неё. Его разрывало от счастья, что она стоит перед ним живая, хоть испуганная и не влюблена, смешанного с ужасом от этого осознания. Её сестра захлебнулась в ледяной воде, её никто не попытался спасти – а он счастлив видеть Соловейку и понимать, что умерла не она.

– Аяр? – спокойный голос отца слишком сильной болью вырвал его из круговорота мыслей.

– Корьян бежал, а Журавелька утонула в реке, – сказал он и сжал голову руками, чтобы не слышать в крике Соловейки последний визг её сестры.

22

Дружинники слишком поздно нашли брод и не смогли догнать Корьяна. Ни в тот день, ни в другой, ни на третий никто из посланных в погоню его более не видел, княжич как сквозь мёрзлую землю провалился. Взбешенный Остромысл свернул охоту, все срочно вернулись в терем и сидели там тише мыши. Когда еще один посланный усиленный отряд тоже вернулся как побитый ни с чем, Остромысл созвал спешный совет. Тяжелые думы одолевали князя. Как же не заметил он, кого взрастил у свой груди? И когда же это княжич успел себе дорогу такую тёмную проложить? К кому, паскудник сукин сын, так бежал, что не сыскать теперь?

Эдак можно всё проспать под одеялом и на утро встретить врагов у крыльца. Нужно было кого-то посадить в Кутумскую землю, покуда степняки на неё снова не набросили своё ярмо. Аяра? А здесь кто останется, ежели чего? Остромысл хоть вскорости помирать и не собирался, но оставить княжество без головы не мог. Надо спесивого негодника найти, да вбить в него послушание. А покуда, чтобы никто ни о чем не знал, надо отправить в Кутум своё посольство, дабы старики их тёплое место кому другому не отдали.

Аяр бродил по терему сам не свой. Тишина на него падала вместе со снегом, и чем выше росли сугробы за окном, тем безмолвнее становился терем. Дом засыпало, а княжич не мог отделаться от мысли, что все они тонули. Проклятая охота, всё она в нём переломала, изуродовала. Он никак не мог найти, к чему руки приложить, чтобы было чем мысли занять.

Соловейка, казалось, как начала рыдать на той поляне, так с тех пор и не переставала. Каждый раз, когда он её видел, она была отрешенная и заплаканная. Лицо такое бледное, будто и она вот-вот готова была умереть. Он с ней более не говорил, но каждый раз, когда видел, хотел обнять, утешить и её, и себя. Может, оставить это всё, забыть, как она его отталкивала, и зайти к ней? Вряд