Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

– Я всё слышал. Всё знаю.

Голос Аяра задрожал от напряжения и злости, которую он не желал на Соловейку проливать. Она и так с перепуга упёрлась в его плечи, захотела оттолкнуть, как тогда, на поляне. Аяр более того не мог позволить, он должен от неё хоть одно настоящее, правдивое слово услышать! Он перехватил её руки за запястья и прижал к лавке.

– Как на духу мне говори: была ты с отцом? – хрипло и тяжело спросил он.

Соловейка замерла, затравленно на него посмотрев. Он низко навис над ней, будто хотел по губам и глазам прочитать ответ. Соловейка молчала, но губы у неё задрожали, а на глаза навернулись слёзы.

– Говори! Он тут у тебя был! И ты с ним… с ним ты? С ним?!

Она так резко замотала головой, что он сразу понял – врёт. Он же сам всё слышал, да только поверить не мог. И как это у них сладилось… А никак не сладилось!

– Отвечай, как есть! – повысил голос Аяр, позабыв, что кругом глухая ночь и голос его грозой разносится по всему терему. – Силой тебя князь взял?

Руки сами собой сжались на девичьих запястьях, бёдрами он почувствовал, как она под ним дёрнулась. Жар ударил в голову, Аяр будто очнулся. Оглядел её терпким мужским взглядом, понял, что сидит на ней сверху и за руки держит, как разбойник. Против воли перед глазами ясно как день встало видение, как отец хватает Соловейку, целует, руками держит за талию, потом за бёдра. Аяр только мечтал о ней каждую ночь, а отец схватил её, распалил, разобидел. И каждое ведение болезненно пригибало его к ней всё ниже. Хотелось уткнуться лицом в разметавшиеся волосы и всю свою боль ей рассказать.

Но Соловейка дико боялась невесть чего, не то вопроса, не то взгляда, не то его самого. Поджала губы, по круглым щекам всё-таки потекли слёзы. Ничего она не говорила, а Аяр всё сильнее в своём убеждался – украл князь эту девицу у него. Принудил любить себя жесткой рукой. Так же, как принудил Корьяна уехать к чужакам без согласия, украв у того Журавельку.

– Ну? – снова громко спросил он, хоть и был уже во всём уверен. – Неволил тебя князь?

– Не терзай меня, Аяр… – прорыдыла Соловейка, сильно зажмурившись. – Пусти меня, прошу тебя… Пусти.

Она задрожала, круглые ладошки сжались в кулачки. Аяр будто горячий камень проглотил, смертным огнём тот прокатился по душе, оставляя за собой выжженный горькой яростью след. Как же он так, больше неба любит Соловейку и не уберёг? Еще тогда, когда отец розги на неё опускал, когда гонял с ведром ледяной воды по двору. А он-то где был?! Будто каждый раз на другом берегу реки оказывался, от всех отброшенный. И ныне как последний дурак трусливый всё за дверью стоял, а потом сбежал. Аяр скрипнул зубами, и в этот же момент за его спиной кто-то высветил свечой угол с лавкой. Он увидел мокрое от слёз, бледное лицо Соловейки. Её руки, им прижатые. Искусанные опухшие губы. Она вся сжалась под ним и не могла перестать плакать.

– Ты что это удумал, княжич? Злодействовать над девицей?!

Раздался за спиной резкий голос тётки-няньки. Она проснулась от его криков и прибежала, да поздно.

– Было?! – в последний раз вскрикнул Аяр, Соловейка затряслась, закусив губы, только рыдания были ему ответом.

Тётка подошла, но он вскочил быстрее. Саданул от злости ногой в спинку лавки, та хрустнула и обвалилась. Соловейка громко взвизгнула, скрутилась в кружок, натягивая подол рубахи на колени, будто он и правда сам её обижать сюда пришел как ночной насильник. Тётка от неожиданного вскрикнула, уронила свечу, Аяр наступил на неё, раздавив мягкий воск. Всё снова стало темно, только в душе у него горело.

Он бросился прочь из девичьей светёлки, пробежал по коридору, распихал по сторонам сонных дружинников и пинком открыл дверь в отцовскую спальню.

23

 Остромысл очнулся от предсонного забытья еще до того, как в тереме загрохотало. Какое-то движение воздуха из-под окна подняло его на лавке, заставило спустить ноги на холодный пол. За дверями тихо, даже дозорные дружинники не переговаривались – верно, дремлют, пока он не видит.

Потом послышались шаги. Дружина у покоев немедленно проснулась, но ночного гостя не остановила. Он ворвался в отцовские покои, как в свои, шарахнув в дверь. Свет от светильника в коридоре упал в комнату опал вдоль половице. Остромысл нахмурился, встретив сына. От него волной исходила ярость, как жар от печи. Не останавливаясь, по высвеченной половице он кинулся на него, опережая сам себя ударом.

– Неужто князю девок мало, что ты решил на одну единственную, мою Соловейку залезть?! – кулаком он промазал, но тут же схватился за его рубаху, встряхнул по-мужски.

Его Соловейку? Уж не хмельной ли княжич к нему среди ночи завалился со своими бреднями и руку поганую поднял?

– Ах ты, сопляк зелёный! На отца шуметь удумал?!

Но отец только раз глянул в глаза Аяра и понял, что тот не с сыновьей невзгодой завалился. А пришел как взрослый муж к другому мужу. Князь схватил Аяра за шкирку и швырнул в угол. Но тот подскочил на ноги и снова бросился на него, будто он не щенок отцовский, а злобная бешеная псина. Глаза у него были дикие, Остромысл впервые видел сына таким. Рука его тяжело опустилась, едва-едва разминувшись с отцовской челюстью. Совсем взбесился княжич! Экак его без вина опьянило. Поймав Аяра за руку, князь схватил его за шею и прижал лицом к стене. Вынюхал ему недозволенное и пришел теперь с отца спрашивать? Ишь ты, нашелся обиженный, лаской обделённый.

– Как ты мог девицу снасильничать?! Напал на неё как последний вор на дороге! Думаешь, коли князь – всё дозволено? Ломать? Убивать? И сыновей губить, и дочерей портить? Она что тебе, девка блудливая?! Она что, для тебя игрушка какая-то? Она что… – Аяр задохнулся.

– То не твоё собачье дело, щенок, – прорычал отец, а потом швырнул Аяра в полосу света вон из княжеской горницы.

Объяснять что-то про Соловейку и свой пожар от одного только взгляда на неё этому недорослю он не собирался. Еще с сыновьями своим душевные дела князь не обсуждал. Соловейку он ни разу ни к чему не