Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

Тенью пройдя по почерневшему в зимних сумерках коридору, Аяр перешел на женскую сторону, она теперь была совсем пустой и гулкой. Никого здесь, кроме Соловейки, не было. Наверное, поэтому её плач и слова вполголоса он услышал даже из-за закрытой двери. Она сквозь слёзы глухо причитала, что всё это её вина. Аяр прикрыл глаза, чувствуя, как её слова ложатся на его душу – он тоже чувствовал себя виноватым. «Не досмотрела за сестрицей», – плакала Соловейка, Аяру тоже хотелось плакать, но разве он мог. «Как же я не поняла, что такие думы у неё на сердце», – Аяр кивнул, судорожно вдохнув. «Может, если б я не ушла, если бы слушала, чем она дышит, она бы мне призналась? А я… А я всё о другом думала», – Аяру будто через стену передалась её вина и печаль, подпитав его собственную вину. Он шагнул вперёд и взялся за дверную ручку. «А я ушла, а я с тобой тогда, я…» – Соловейка расплакалась, и вместо её голоса послышался другой – спокойный, глубокий – отцовский.

– Будет тебе, – сказал он совсем не так, как говорил с сыновьями.

Этот голос как мечом рассёк тонкую ниточку, только что их связывающую. Аяр замер как столб под притолокой, даже дышать перестал, рука так и не отворила дверь. Что князь тут делает? Чего ему от Соловейки надобно? Неужто сам дознаваться пришел на ночь глядя? Будто Соловейка и впрямь перед ними в чем-то была виноватая. Уж не бить ли он её будет? Аяр вспыхнул, но порыв ворваться снова перебил отцов голос.

– Будет тебе, Соловейка. Они б всё равно сбежали, не того сына я Гордом назвал. Но когда они так снюхаться успели, когда спелись…

Соловейка еще громче заплакала, слов её было не разобрать за слезами и отчаянно стучавшим сердцем Аяра.

– Что же теперь будет…

– Журавельку уж не вернуть… А Корьяна мы найдём. Из-под земли достанем и за всё ответ спросим. Но тебе о том печалиться не надо, про то мужи пусть голову ломают. Не плачь… иди ко мне, поцелуй меня.

Аяру показалось, что пол под ним повело, как ту льдину. Он не ослышался? Это зачем князь таким маслянистым голосом её к себе подзывает? И о чём просит? Поцеловать?.. Сейчас она его оттолкнёт, скажет: «ты же отец мне, князь-батюшка!», но Соловейка и впрямь перестала рыдать, ни слова более Аяр не услышал. Всё стало глухо, он и сам будто оглох, так сильно вслушиваясь в то, что там за дверью происходило. Почему она не закричала, а отец не ушел, как сам Аяр с той поляны? Что он там делает? Княжич до боли сжал руки в кулаки, ни на шаг не отходя. Он ждал, когда князь выйдет и столкнётся с ним грудь в грудь.

Но князь не выходил, а потом чуть скрипнули под весом доски пола, на излёте оборвался вскрик. Соловейка так остро вздохнула, что у него сердце рухнуло и разбилось. Не может быть. Она же не может – так – вскрикивать с ним? С князем. Аяр пытался убедить себя, что ему чудится, это всё колдовское проклятье дикой ведьмы из урочища сжигает его заживо. Она же не может… И он не может! Не в силах слышать её, а больше ощущать, Аяр развернулся и, протирая плечом стену, дошел до своей горницы. Плотно притворил дверь и прижался к ней спиной.

В темноте пустая княжья горница казалась черной бездонной ямой, на самое дно которой он свалился. Весь дух из него вышибло, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Это потому она его любви не приняла? Чтобы князь её крик собой душил? Но как? Только это он и мог все дни у себя спрашивать.

Как так случилось, что весь его мир рушился, будто куски от него с кровью отрывали и заткнуть их, перевязать было нечем. Не верилось, что Соловейка могла с князем возлежать! Чтобы отец касался её так, как мечтал Аяр, но ни разу не посмел. Не могла она! И он – отец – не мог! Должно быть, домовой какой страшный морок на него наводит, чтобы еще горше Аяру было. Надо бы про то у самой Соловейки спросить. Он только раз в глаза ей взглянет и сразу всё поймёт!

Так Аяр и решил, и уже готов был оттолкнуться от двери, когда услышал за ней шаги по коридору. Уверенные, тяжелые, мужские. Нет, домовой бы так не ходил по своему коридору, будто никто ему не указ. То был князь. Он прошел мимо его двери в свои палаты, и шаги эти разбили хрупкое Аярово равновесие. Да как он может так уверенно топать своими сапогами, когда меж вздохов просил Соловейку его целовать?! И просил ли?.. Кого когда князь Остромысл о чем-то просил?

Нет, – Аяр мотнул головой. Не может он ждать. Неужто отец Соловейку… его нежную сестрицу с румянцем на щечке и ямочкой… Аяр задохнулся. Метнулся от двери к окну, от окна к стене, лишь бы не представлять. Нет, не мог он ждать!

Он выскочил из горницы и, не прислушиваясь, бросился в светёлку сестры. Не постучал, с размаху распахнул дверь, чтобы не пожалеть об этом на пороге. Удивительно, но она не рыдала, сжавшись на своей лавке, как он ждал, не просила о помощи брата, который пришел её спасти.

Она не спала, тут же села на кровати, натянув шкуру-одеяло до самого подбородка. Волосы рассыпались по плечам.

– Аяр? – изумлённо и сдавленно пролепетала она.

Аяр бросился к ней от порога, налетел сверху, сам себя не помня, схватил за плечи. Он столько всего хотел ей сказать, что не смог выбрать самое главное и начать. Она смотрела на него огромными, тёмными глазами, поёрзала на месте и захотела спрятаться под одеялом, но он не позволил, рывком сдёрнув шкуру и отбросил в сторону. Соловейка взвизгнула, дёрнув ногами в короткой нижней рубахе. Аяр тут же оказался на ней сверху и зажал рот ладонью.

Он тяжело дышал и сам себе не верил, разве это он? Разве мог вообразить, что так будет кидаться на девицу? Вжимать её бёдрами в лавку, чтобы не сбежала и не прогнала. Соловейка под ним испуганно дёрнулась, вскинув колени, он