Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

ватной и совсем пустой, тело отяжелело. Руки Соловейки бессильно соскользнули с влажных от пота плеч князя и бессильно упали на пол. Он поднял голову, приподнялся на руке и впервые посмотрел на неё ясным взглядом. Оглядел лицо, потом прошелся по всему телу, Соловейка от этого взгляда снова задрожала, но не могла пересилить себя, чтобы прикрыться.

В который раз князь будто понял, о чем она только смутно успела подумать. Он сгрёб с пола шубу, завернув в неё Соловейку, и усадил рядом с собой. Ей показалось его движение таким заботливым и нежным, что она едва не расплакалась, только губы задрожали. Остромысл поднял её лицо за подбородок.

– Что же, теперь реветь надумала? Где та смелая лисица, которая ко мне пришла?

Соловейка замотала головой, но глаза вдруг начало щипать против воли. Сначала дикое желание, потом страх, боль, огненное удовольствие – всё в ней перемешалось так, что она и слов подобрать не могла, чтобы об этом рассказать. Но князь больше ничего не спрашивал, он притянул её за шубу к себе и снова поцеловал, только уже мягко, нежно, лаская нижнюю губу так, как целовал, когда глаза не подёргивались дурманом. Соловейка прикрыла глаза, прильнув к князю всем телом, чувствуя, как он гладит её по волосам. Её пальцы на его груди задрожали, она скользнула ими вверх по шее, по бороде. Обхватила его голову и подумала, что так и хотела бы замереть, больше не выходя из этого шатра.

* * *

Но жестокое время бежало быстрее, чем Соловейка успела поцеловать князя столько раз, сколько ей хотелось. Когда дружинники за пологом шатра перестали шуметь – нужно было уходить. Нужно было уходить, чтобы никто ничего не узнал, чтобы Журавелька не догадалась, где она была. Чтобы никто никогда не догадалась, от чего у неё между ног так странно болезненно и вместе с тем приятно ныло. Разорванной рубахой она отёрла с ног смесь красного и белого…

– Так вот чего хотел жрец в День урожая… – удивлённо протянула она, взглянув на князя. Он накинул на себя длинную, мужскую рубаху, спрятав под неё все следы их любви.

– Теперь ты моя дева, – строго сказал он, меж бровей его снова появилась продольная морщина. – Отныне любой, кто решит на тебя своё молоко пролить – супротив князя пойдёт. Любого заборю, хоть воина, хоть княжича, хоть какого царя-дурака заморского.

Соловейка снова покраснела, хотя куда уж ей краснеть-то после стыда, в которое она этой ночью окунулась. Хоть князь и говорил, что нет никакого стыда, но она-то знает. Она-то слышала эти шепотки про Журавельку. Неужели у них с Корьяном было… так?

Князь первый вышел за полог шатра, а потом поманил и её, чтобы она бесшумной белкой проскользнула мимо притихший дружинников. Костры везде горели, разбавляя посеребрённую снегом ночь. Было еще очень поздно, ночь едва-едва вспоминала, что где-то бредёт утро. Плотнее завернувшись в шубу, Соловейка с трепетом чувствовала, как внутри мех мягко обволакивал её голое тело, прилипал к бёдрам внутри, ласкал грудь так, что она становилась острой и тяжелой, как под рукой князя. Хотелось быстрее дойти до девичьего шатра и спрятаться, чтобы всё-всё-всё это снова пережить самой с собой.

И когда Соловейка уже увидела отблеск костра на их поляне, а до шатра оставалось каких-то десять шагов, на едва протоптанной в снегу дорожке появился Аяр. Он так неожиданно вышел из темноты за ближайшим деревом, что Соловейка вскрикнула. Тот удивлённо остановился, узнав её по голосу, а потом подошел ближе и она увидела, какое у него было потрясённое лицо, даже в темноте, разбавленной только светом звёзд и отдалённого костра, она увидела, что он очень бледный и будто бы потерянный.

– Соловейка, как ты здесь оказалась?.. – едва справившись с собой, сказал он, но тут же забыл собственный вопрос. Аяр странным взглядом оглядел её шубу, разметавшиеся по меховому воротнику незаплетённые волосы. По плечам его пробежала судорога.

Соловейку снова бросило в жар. Что братец тут делает среди ночи? От чего он так смотрит на неё, будто что-то хочет сказать, но ему больно? Неужели он всё знает?.. Она даже отступила на шаг, обернувшись: не вернуться ли к князюшке под крыло? Пусть Аяр с ним разговаривает, а она с ним не хочет… не может! Она не виновата! Оно как-то всё само случилось!.. Судорожно выдохнув, Соловейка помотала головой, будто один только взгляд брата заставлял её оправдываться.

Но Аяр не позволил ей никуда сбежать, в один шаг догнал. Он провёл рукой по её волосам, а потом вдруг взял за плечи.

– Я должен сказать, я… – он с трудом оторвал взгляд от её волос и взглянул в лицо. – Знаешь, может, Корьян и прав и я просто малодушничаю. Но сейчас, знаешь, всё может измениться. Кто знает, до чего додумается отец, но я всё приму. Мне только нужно знать, что… Соловейка!

Аяр сильнее сжал её плечи, вглядываясь в лицо, и Соловейка стало не по себе. Она еще больше захотела сбежать, совсем не понимая, о чем он так сбивчиво пытался сказать. Но братец вдруг глубоко вдохнул, выдохнул и выпалил:

– Я люблю тебя, Соловейка! Я так давно люблю тебя.

Соловейка оцепенела, забыв выдохнуть. В это невозможно поверить, что он говорит? А Аяр всё сильнее распалялся, он вдруг обхватил её за плечи и прижал к себе, как прижимал сотню раз, но теперь всё было по-другому. Он дышал в её волосы, в потом судорожно поцеловал в макушку, в висок, в скулу. Она узнала это жаркое дыхание и упёрлась руками ему в грудь. Почему же они столкнулись именно сейчас, когда её бёдра всё еще влажные от княжьей любви?

– Аяр, – прошептала она, отворачивая лицо от его жадных поцелуев. – Аяр! Прошу, остановись! Ты же брат мне! Брат!

– Не могу перестать думать о тебе. Какой же я тебе брат, Соловейка?.. Ты же всё знаешь!.. Каждый час я мечтаю о тебе.

Аяр обхватил руками её лицо, поворачивая к себе, в глазах его мешалось отчаяние с желанием. Он наклонился, и Соловейка вдруг поняла, что он её сейчас всё равно поцелует! Как только что целовал князь! Испугавшись, она толкнула брата в плечи и отшатнулась.

– Не делай этого, Аяр! Аяр! Очнись, прошу тебя!

Он изумлённо замер, будто она его ударила. А может, и ударила, Соловейка точно не помнила, все жесты, движения и мысли смешались. От неожиданно