Империя предрассудков - Панна Мэра

– Во-первых, это, конечно же, ваше поведение. Нарушение дисциплины или безразличие к правилам в нашем заведении недопустимо. Во-вторых, ваши заслуги перед Институтом, ваше старание и прилежность: все это было отмечено. В этом году у вас было множество возможностей проявить себя, и бал станет поощрением для тех, кто во всем преуспел. Итак, сейчас я зачитаю имена тех, кто заработал право участвовать в главном событии года – рождественском балу.

Все замерли. Я же почувствовала, как у меня от напряжения онемели ноги.

– Ее Благородие Вера Журавская, Наталья Колосова, Ольга Успенская... – она все продолжала назвать имена, и я с замиранием сердца ожидала услышать единственные четыре слова «Ее Благородие Анна Демидова».

Я хорошо слышала, как девочки, сидящие рядом, радостно хлопали в ладоши после того, как Жуковская равнодушно зачитывала их фамилии, а я с большой завистью смотрела на них, не понимая, почему меня не назвали в первом десятке.

– И, конечно же, – Жуковская сделала паузу перед тем, как назвать последнее имя, – Ее Благородие Афанасия Данилова, – на этом она отложила списки в сторону и, довольная, улыбнулась Афанасии.

Я сидела в ступоре! Неужели меня не сочли нужным пригласить? Как? Я огляделась по сторонам, рассматривая радостные лица институток, которые тут же принялись обсуждать свои наряды, танцы с цесаревичем и всевозможные развлечения предстоящего приема. Мне казалось, в зале не было ни одного человека, кто бы, как и я, остался не у дел.

Я чувствовала, как соседки косились в мою сторону, будто я была самая бездарная, никчемная и неспособная ученица во всем заведении. И мне впервые за долгое время стало стыдно.

Больше ни секунды я не собиралась находиться в зале, полном раздражающих меня своей радостью особ. Я вылетела в коридор и собиралась уже разреветься от, как мне казалось, вопиющей несправедливости, но вдруг напротив меня возникла госпожа Жуковская, и желание плакать тут же испарилось. Вместо этого я остановилась рядом с ней и решила задать вопрос, который в тот момент терзал меня больше всего:

– Ваше Благородие, – я вежливо поклонилась ей, – скажите пожалуйста, почему вы не взяли МЕНЯ?

Она посмотрела на меня без укора, но при этом с нотой сочувствия и, пожалуй, даже умиления:

– Анна, к сожалению, для посещения подобных мероприятий у тебя пока недостаточно знаний ни в языках, ни в этикете, ни в музыке. Но это вовсе не значит, что у тебя не будет возможности попасть на бал в следующий раз.

В первую секунду меня пронзил укол обиды. Хотелось возмутиться и доказать ей, что я ничем не хуже других, но я вовремя остановилась. Любая моя импульсивная реакция только усугубила бы и без того удручающее положение, и мне не оставалось ничего, кроме как поблагодарить Жуковскую и направиться в общую комнату, чтобы обдумать то, что я от нее услышала.

* * *

В тот самый злополучный день, когда, казалось, все кроме меня отправились покорять дворец, я сидела в институтской библиотеке, что за последние пару дней стала для меня клеткой. Большинство моих сверстниц сейчас танцевали мазурку с графами и баронами, а я сидела в одиночестве в пыльной библиотеке и пыталась перевести очередную новеллу. Прекрасно.

Проводить вечер с оставшимися девочками не хотелось, поскольку несложно было догадаться, о чем они будут говорить, а еще раз переживать не очень-то хотелось, поэтому лучшим решением было отвлечься от неприятных мыслей за книгами.

По правде, я должна была заниматься переводом все пять предыдущих уроков, но так сложилось, что я всегда находила занятия поинтереснее. И только когда Жуковская вот-вот собиралась поинтересоваться моими успехами, я уселась за работу.

В помещении было мрачно, все же темнело зимой рано. С потолка и почти до самого пола свисали сотни паутинок, которые в тусклом свете свечей отбрасывали поразительных размеров тени, и возникало ощущение, словно вся библиотека – это гигантская ловчая сеть, а я в ней случайно запутавшаяся жертва.

Прошло несколько часов, а я совсем не продвинулась, настолько сложным был заданный текст. Да и мой словарный запас оказался куда беднее, чем я предполагала. Все это только еще больше выводило меня из себя.

Внезапно недалеко от меня за стол присела девушка. Это было весьма неожиданно, поскольку я думала, что немногие решатся провести рождество в одиночестве среди мрачных панелей библиотеки.

Девушка открыла книгу и принялась с интересом читать, время от времени делая пометки на своих и без того исписанных вдоль и поперек листах.

Окинув ее краем глаза, я вдруг поняла, что девушкой за соседним столом оказалась Афанасия. Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать. Она ведь совершенно точно была приглашена на бал! Что заставило ее отказаться от блистательной возможности проявить себя?

Я немного побаивалась Афанасию, она казалась мне зазнавшейся и высокомерной, хотя я никогда не разговаривала с ней лично. При этом рядом с ней я испытывала такое же чувство, что и на уроке, пересказывая мадам Монро текст из французского учебника истории. Казалось, что стоит мне ляпнуть глупость – девушка посмотрит на меня исподлобья, помолчит, а потом, мягко исправив, одарит таким взглядом, что я навечно запомню эту ошибку.

К счастью, в тот момент чувство интереса во мне преобладало, и я не слишком беспокоилась о репутации. Впрочем, мое местоположение в этот день и время явно свидетельствовало о том, что с репутацией у меня далеко не все хорошо.

– Афанасия, – позвала я девушку, – можно тебя спросить?

Институтка тут же оторвалась от книги и посмотрела на меня. Ее взгляда хватило, чтобы понять – она готова меня выслушать.

– Ты же приглашена на бал, почему ты не поехала?

– Приболела, – ответила она спокойно и улыбнулась.

Честно говоря, ее ответ прозвучал настолько неубедительно, что даже разозлил меня. Даже если она и болела, ведь это был бал в императорском дворце, такое событие нельзя пропускать из-за простуды!

– Как-то странно пропускать столь грандиозное событие из-за недомогания, тебе не кажется?

Вероятно, я слегка перегнула палку, потому что Афанасия тут же оторвалась от книг и очень удивленно посмотрела на меня. Но спустя уже несколько секунд с ухмылкой ответила:

– Нет, не кажется.

Девушка была абсолютно спокойна внешне, и хотя, возможно, моя назойливость уже начала раздражать ее, она нисколько не показывала это, а потому я продолжила:

– Неужели что-то может быть важнее бала во