Империя предрассудков - Панна Мэра

– Скажи мне, а почему я должна хотеть?

Я смутилась, потому что мне казалось очевидным, что все без исключения мечтают быть частью монаршего двора. Словно прочитав мои мысли, Афанасия продолжила:

– Ты думаешь, дворец – это светские рауты, нежные вальсы и струящиеся рифмой поэтические романсы на балконах со статными мужчинами? Дворец – это не совсем такое место, как тебе кажется. После трех-четырех приемов начинаешь понимать это, и возвращаться туда уже не так хочется.

Я пропустила ее слова мимо ушей. Видимо, Афанасия была настолько высокого мнения о себе, что даже дворец был для нее чем-то обычным. Но все же желание хоть на секунду приблизиться к мечте и хотя бы в мыслях перенестись в светлые просторные залы взяло верх.

– И как же тогда там на самом деле? Сырой склеп да сборище крестьян в обносках? – спросила я, не скрывая сарказма, но, наткнувшись на негодующий взгляд девушки, постаралась сгладить углы. – Извини, просто для меня это очень важно. Больше всего на свете я хочу побывать на балу.

– Боже, – Фаня демонстративно закатила глаза, – я надеюсь, что ты шутишь.

Но я была серьезна как никогда.

– Пожалуйста, расскажи мне все. Дворец и правда такой волшебный? Говорят, во время первого вальса зарождается любовь!

– Кто говорит такую чепуху?

– А разве это не так? – протянула я удивленно.

– Эмммм, нет. Как бы тебе так сказать? Говоря про дворец, о слове «любовь», можешь смело забыть. В лучшем случае можно говорить о браке, выгодных связях. Но поверь, такого лицемерия и фальши, как там, нет больше нигде.

– То есть ты хочешь сказать, что когда я стану фрейлиной при дворе, меня не ждет самое лучшее время в жизни? – я еле сдерживала смех. Афанасия, оказывается, была такой циничной, похоже, что она совсем не верила в любовь. Но я-то знала, что все будет прекрасно.

Мое ответное пренебрежение, очевидно, слишком явно читалось на лице, потому девушка тут же произнесла:

– А ты считаешь, что тебя выберут фрейлиной при дворе?

– Разумеется. Или ты считаешь иначе? – никогда и ни с кем, я еще не говорила на тему своего будущего. Оно казалось мне предопределенным.

– Ох, ну скажем так. Чтобы оказаться там, нужно быть безупречной во всем, ну или же уверенным середнячком, в том случае, если у тебя безумно богатые и титулованные родители. Если у тебя есть что-то из этого, вполне возможно, тебя ждет успех.

Слова девушки заставили меня примерить на себя оба критерии, но я еще не осознавала, что едва ли подхожу к какому-либо из них. Заметив мою растерянность, Фаня продолжила:

– Все просто. Должно быть, ты очень талантлива в чем-то, раз решила замахнуться на место около Императора?

– Ну не знаю, я как-то не думала об этом. Наверное, всего понемногу.

– Неплохо, неплохо. Тогда, наверное, ты из очень знатной семьи? – Афанасия не отступала, продолжая закидывать меня странными вопросами.

– Да нет, не очень. Дворянская семья среднего достатка. Есть и богаче.

Девушка загадочно смотрела на меня, будто ждала, что я сама найду несостыковки между своими словами и реальностью. Но я упорно ничего не замечала. И она решила помочь мне, слегка направив в нужное русло поток несвязных мыслей.

– Заметь, тебя не взяли даже на рождественский бал, куда берут почти всех институток. Почему ты думаешь, что Императрица даст тебе свой вензель?

– Ты хочешь сказать, что я не подхожу им? – неуверенно выдавила я. С каждой секундой я чувствовала себя рядом с ней все более и более слабой и беззащитной. Будто бы смертный раб говорит с господом богом на великом суде.

– Да, Анна, – с удивлением я отметила, что она знает, как меня зовут. – Они берут тех, кто достиг огромных высот в каком-то искусстве или очень и очень хорош во всех. Так что если у тебя нет дяди великого канцлера или камергера, думаю, тебе лучше искать альтернативы, – ее слова произвели на меня тот же эффект, что и разговор с Жуковской пару дней назад.

Неужели я и в самом деле не была настолько хороша, насколько предполагала? Возможно, даже не столь талантлива, способна и дисциплинирована, чтобы стать фрейлиной. Неприятная правда начала медленно доходить до моего сознания. И это было очень неприятно. Афанасия молчала, дав мне время осознать собственные заблуждения, но уже спустя пару минут я вновь заговорила. На этот раз значительно поубавив гонор:

– И что же мне делать?! Быть фрейлиной – это единственная моя мечта!

На мой вопрос Афанасия усмехнулась, а затем, подумав несколько секунд, произнесла:

– Ты знаешь, я слышала одну такую чудесную фразу: если хочешь чего-то добиться, лучше всего молчать и улыбаться. Да и вообще, люди, которые много болтают – заканчивают на виселице.

– И что? Молчание поможет мне исправить текущее положение? – возмутилась я из-за абсурдного, на мой взгляд, ответа.

– Нет, текущее положение тебе поможет исправить усердная работа, а вот на будущее мой совет тебе пригодится, – девушка слегка улыбнулась и, явно намереваясь закончить разговор, отвернулась к своей книге. Но я была слишком возбуждена, чтобы отпустить ее так просто.

– Как ты думаешь, у меня есть шанс?

– Да, – произнесла она, задумчиво проводя рукой по странице, явно считая, что наш разговор исчерпал себя.

Девушка явно плохо знала меня, ведь в следующую секунду, когда на меня снизошло озарение и я сумела признать собственные заблуждения, мне вновь понадобились ее советы

Я бросилась к ней на встречу, пища от радости, и только внезапно всплывшие в памяти правила этикета, остановила меня от объятий, в которых я хотела задушить свою новую знакомую.

– Фаня! Спасибо тебе огромное! Ты вселила в меня надежду!

Она покосилась на меня, как на не совсем здоровую, кроме того всем своим видом намекая, что мне следовало бы ее дослушать.

– Только ты должна понимать, что происходящее во дворце и то, к чему тебя готовят здесь – это две поразительно разные вещи. И твой успех там нисколько не будет зависеть от того, насколько ты старательна и прилежна.

Но я уже не слышала девушку, и из всего сказанного в голове запечатлелось лишь одно: у меня был шанс стать фрейлиной и Афанасия, одна из лучших учениц Института, верила в меня.

Я знала Афанасию