Преграды и прощение - Корали Джун

— Мама была в депрессии, — ответил я, пока Джозеф расстегивал молнию на брюках. Его спутница торжествующе облизнула губы.

— Соси мой член, — потребовал Джозеф, не обращая на меня внимания. Я пошевелился на своем месте, собираясь уйти, но Джозеф поднял руку, чтобы остановить меня. — Останься. Я хотел поболтать с тобой.

Я приподнял бровь.

— Ты хочешь, чтобы я смотрел, как тебе отсасывают член? — возразил я. — Отвратительно даже для тебя.

— Не говори так вульгарно, Хамильтон. Это просто снимет мой стресс, когда ты неизбежно выведешь меня из себя. Ты ведь знаешь, что происходит, когда ты выводишь меня из себя, не так ли?

Джозеф схватил свою спутницу за затылок и прижал ее к себе с такой силой, что она захрипела и подавилась. Вокруг нас звучала грохочущая музыка. Беспокойство накатывало на меня, как бушующая волна, но единственным внешним проявлением моей нервозности было то, как я тихонько постукивал ногой.

— Соси сильнее, — приказал он ей, закинув руки за голову и откинувшись на спинку кресла.

— О чем ты хочешь поговорить? — процедил я.

Это было так хреново.

— Почему ты на самом деле здесь, Хамильтон? Зачем работаешь с отцом? Прежний ты — дал бы мне в морду и удрал бы отсюда. Но посмотри на себя, сидишь и смотришь, как я кончаю. Как ребенок, играющий в переодевания. Держу пари, я мог бы надрать тебе задницу, а ты бы просто позволил этому случиться.

Его спутница подпрыгивала и постанывала у него на коленях. Я почувствовал, как к горлу подкатывает желчь. Мне потребовалось все, чтобы не сблевать прямо здесь, в VIP-кабинке. Я должен был сохранять хладнокровие. Должен был, черт возьми, ориентироваться в безумии Джозефа, копаться в его силовых приемах с серебряной ложкой.

— Это все из-за Веры? У тебя была такая уникальная связь с моей падчерицей, не так ли?

— Ты знаешь, что я встречался с Верой, — констатировал я.

Он хотел, чтобы мы прекратили наши отношения.

Джозеф издал довольное мычание, от которого у меня внутри все сжалось от отвращения.

— Вера — симпатичная девушка. Не могу тебя винить. Она была хороша? — застонал Джозеф.

Выбор момента для его вопроса и последовавший за ним стон удовольствия привели меня в ярость. Нет. Он не имел права так думать о моей девушке. Гребаный извращенный сукин сын.

— Это не твое гребаное дело.

— Ты все еще любишь ее. Мило, — заметил Джозеф, схватив голову своей спутницы. — Мне нравится знать, кто для тебя важен.

Он начал долбить в рот бедную девушку. Я отводил глаза, пока не услышал, как он кончает, и чувствовал слабость и отвращение к себе, когда она хныкала. Чертов больной ублюдок.

— Какое отношение свидания с Верой имеют к работе на нашего отца? — спросил Джозеф.

Я посмотрел на него, пока он поправлял одежду. Девушка все еще вытирала лицо, когда Джозеф похлопал ее по щеке и кивнул на занавеску.

— Вали.

Она даже не стала спорить.

Зловещие слова Джозефа были произнесены с целью разозлить меня, но я без тени сомнения знал, что ему придется пройти через меня, чтобы хоть волосок упал с головы Веры. Она была в безопасности от его психопатической задницы, и, возможно, я не смог бы защитить себя все эти годы назад, но я бы убил его голыми руками, не задумываясь.

Как только его спутница ушла, я ответил брату.

— Вера не хотела иметь ничего общего с Борегарами после того, как ты вручил ее матери эти гребаные документы о разводе. Она почувствовала, что наша семья ее предала, и немедленно порвала со мной.

Это было не так уж далеко от истины. Вера презирала того, кем я был сейчас. Ничто в этой жизни не привлекало ее. Мы не могли бы быть более разными, даже если бы попытались.

— Ладно. Как скажешь, — ответил он, взмахнув рукой. — Я все еще пытаюсь понять, что ты задумал. Несмотря на твое выступление перед отцом, я не убежден. Ты всегда был таким жалким маленьким мучеником, но только Бог мог заставить тебя работать в семейном бизнесе. Давай, будь честен со мной, — подначивал Джозеф, угрожающе наклонившись вперед.

Я шумно выдохнул.

— Не знаю, в обычной ситуации мне было бы наплевать на эту компанию, на тебя или на Джека. Не уверен, что вообще когда-нибудь будет не плевать. Но мне нужно было сменить обстановку. Я не был в восторге, когда мы с Верой расстались.

Джозеф пожал плечами.

— Справедливо, лживый ублюдок. Эти женщины Гарнер, конечно, доводят мужиков до белого каления. Эта сука, Лайла, пусть гниет в аду. Я чувствую себя особенно мстительным из-за нее.

По крайней мере, в одном мы с Джозефом могли согласиться.

— Как ты справляешься с разводом? — спросил я.

Он усмехнулся.

— Разве ты не видел, как эта горячая задница только что глотала мою сперму? Я думал, что лучшим днем в моей жизни был тот, когда узнал, что Лайла не родит мне ребенка, но оказалось, что лучшим днем стал тот, когда папа попросил меня бросить ее задницу. Думал, он будет заботиться о своем драгоценном политическом имидже. Ты же знаешь, как тот раздражается, когда вокруг бегают ублюдки.

Джозеф окинул меня взглядом с ног до головы.

— Но поскольку Лайла лгала, мне не пришлось ничего делать. Эта статья спасла мне жизнь, Хамильтон. Не твой ли сводный брат написал ее? Передай ему мою благодарность. Забавно, как все складывается.

Я стиснул челюсти. Ладно. Если мы собирались быть честными в этом дерьме, то так тому и быть. Притворяться и лгать с Джозефом не получалось. Может, будет лучше держать его в напряжении.

— Ты прав. Тебе не нужно знать, почему я вдруг заинтересовался «Борегар Индастриз», — начал я, вставая и поправляя пиджак. — Тебе просто нужно знать, что я никуда не уйду.

— Это очаровательная угроза. Я дрожу от страха, братишка.

— Это не угроза. Я просто заявляю о своем праве по рождению.

Джозеф насмешливо хмыкнул.

— Право незаконнорожденного? Да ладно. Ты едва заслужил свою работу на нефтяной вышке. Ты никто.

— Я — Борегар, — прорычал я.

Он хихикнул.

— Если повторять что-то снова и снова, это не станет правдой.

Я сжал кулак и рванулся вперед, схватив Джозефа за лацканы пиджака и потянув его вверх.

— Заткнись, жалкий ублюдок.

Он откинул голову назад и рассмеялся.

— Ударь меня, Хамильтон. Может, это поможет тебе почувствовать себя мужчиной.

Я резко развернул его к себе.

— Так вот почему ты бил меня все эти годы, а? — спросил я. —