После развода не полюбим - Алсу Караева

Я знаю, — отвечаю тихо. Знаю, потому что видела, как он разговаривал с главным врачом. Как давал указания. Как организовывал консультации лучших неонатологов города.

— Он изменился, — продолжает Алиса. — Все в больнице говорят. Раньше был холодным, недоступным. А сейчас... видела бы ты, как он с Аминой. Как будто другой человек.

Другой человек. Или настоящий, которого я не знала?

— Что ты чувствуешь к нему? — спрашивает подруга прямо, как всегда.

Молчу. Потому что не знаю ответа. Гнев? Боль? Благодарность? Всё вместе, в одном клубке, который невозможно распутать.

— Я не знаю, Алиса, — признаюсь наконец. — Правда не знаю.

На десятый день случается то, чего я боялась больше всего.

ГЛава 25

Ночь. Я не могу уснуть, ворочаюсь в постели, смотрю в потолок. Думаю об Амине, как всегда. О том, что завтра врачи обещали дать попробовать покормить её грудью первый раз. О том, как я боюсь сделать что-то не так.

Сердце не на месте, хочу увидеть дочь.

Нестерпимо и безудержно. У меня плохое предчувствие. Да, я могу надумывать, но пойду и проверю.

Хватаю халат, натягиваю на ходу. Швы тянут, но мне плевать. Выбегаю в коридор в тапочках. Ночная медсестра вскакивает из-за стола.

— Мисс Магомедова, вам нельзя...

Не слушаю. Бегу к лестнице, и тут же расступаются двери лифта с характерным щелчком. Благодарю Всевышнего и захожу внутрь кабинки.

Врываюсь в отделение реанимации новорождённых. Дежурная медсестра преграждает путь.

— Простите, но сейчас идёт реанимация…

И тут подтверждается самое лучшее мое опасение.

— Это моя дочь! — кричу я, отталкивая её. — Моя дочь!

Вижу инкубатор Амины. Вокруг него врачи в белых халатах. Хайат среди них, склонившийся над крошечным тельцем. Его руки двигаются быстро, чётко, профессионально.

Я не могу видеть её. Медики закрывают обзор. Но слышу звуки, тихий писк монитора, чьи-то быстрые команды, шуршание оборудования.

Подбегаю ближе, но медсестра хватает меня за руку.

— Вы не можете находиться здесь! Врачи работают!

— Это моя дочь, — повторяю, но голос ломается. — Пожалуйста. Я должна быть рядом.

Хайат слышит мой голос, оборачивается. Лицо сосредоточенное, собранное. Бросает кому-то команду, потом подходит ко мне. Берёт за плечи, разворачивает к стеклянной стене напротив.

— Стой здесь, — говорит жёстко. — Не мешай. Я всё сделаю.

Разворачивается и возвращается к инкубатору.

Я стою у стеклянной стены, вцепившись в холодную поверхность пальцами. Смотрю, как они работают над моей девочкой. Как Хайат массирует крошечную грудную клетку двумя пальцами. Как другой врач вводит что-то в капельницу. Как медсестра проверяет датчики.

Секунды тянутся часами. Дыхание застревает в горле. Сердце колотится так сильно, что больно.

«Пожалуйста, — молюсь я, не зная, к кому обращаюсь. — Пожалуйста, не забирай её. Она только родилась. Дай ей шанс. Пожалуйста».

Слёзы текут по щекам, но я не вытираю их. Не отрываю взгляда от инкубатора.

Хайат выпрямляется. Смотрит на монитор. Секунду. Две. Вечность.

Потом оборачивается ко мне. И кивает. Один раз.

Дышит.

Амина дышит.

Ноги подкашиваются, всхлипываю, закрываю лицо руками.

Живая. Моя девочка живая.

Чувствую, как встает рядом рядом. Знакомый запах, его одеколон, смешанный с антисептиком. Рука ложится на моё плечо. Тёплая. Тяжёлая.

— Она справилась, — говорит Хайат тихо. — Дыхание восстановилось. Сатурация поднимается. Будет жить.

Поворачиваюсь к нему. Вижу его лицо так близко. Усталое, с глубокими морщинами у глаз, которых не было раньше. И влажными глазами.

Он тоже плакал.

— Спасибо, — шепчу я. — Спасибо, что спас её.

— Это моя дочь, — отвечает он просто. — Я всегда буду спасать её.

Его рука всё ещё на моём плече. Я не отстраняюсь. Впервые за месяцы не отстраняюсь от его прикосновения. Его тепло просачивается сквозь тонкую ткань больничной рубашки, согревая то место, где давно поселился холод.

Инстинктивно подаюсь вперед и прижимаюсь к его широкой груди. Мне нужно просто почувствовать, что я не одна, что теперь все будет в порядке.

Я убеждаю себя, что это только сейчас позволю себе небольшую слабину и прильну к нему…

а Хайат сначала неуверенно, а потом легонько обнимает. Не так сильно, когда мы были женаты, но мне и этого сейчас достаточно.

Наверное, придумала себе иллюзию…

Стоим так в реанимационном отделении, не говоря ни слова. Просто два родителя, которые чуть не потеряли своего ребёнка. Просто два человека, связанных крошечной девочкой, которая только что вернулась с края бездны.

Врачи постепенно расходятся. Остаётся только дежурная медсестра, которая записывает что-то в журнал. Монитор у инкубатора Амины пищит ровно, размеренно. Зелёная линия бежит по экрану, поднимаясь и опускаясь в успокаивающем ритме.

Жизнь. Дыхание. Надежда.

– Спасибо, – благодарю, отстраняясь и заглядывая в глаза бывшего мужа.

— Пойдём, — говорит Хайат с полуулыбкой, но руки от меня не отстраняет. — Тебе нужно отдохнуть. А Амина под наблюдением. Ей ничего не угрожает.

— Спасибо, — повторяю я. — За всё.

— Это моя семья, — отвечает он тихо. — Вы обе моя семья.

Слова повисают между нами, тяжёлые от невысказанного.

Отступаю на шаг, он убирает руки в карманы. Выстраиваю стены обратно, кирпичик за кирпичиком.

— Хочу побыть с дочерью, — говорю, отворачиваясь к стене.

— Камилла, — зовёт он, когда я уже у двери. Оборачиваюсь. — Я тоже буду здесь. Всю ночь. Не волнуйся.

Киваю. Иду переодеваться

Но в груди что-то тёплое, чего не было раньше. Что-то похожее на благодарность. Или доверие.

Или что-то большее, чему я не хочу давать имя.

Глава 26

Месяц проходит быстрее, чем я могла представить. Тридцать дней, наполненных визитами в реанимацию, бессонными ночами, молитвами и надеждами. Тридцать дней, в течение которых Амина борется, растёт, набирает вес.

И побеждает.

— Два с половиной килограмма, — объявляет женщина неонатолог на утреннем обходе, просматривая карту. — Дыхание самостоятельное, стабильное. Рефлексы в норме. Я думаю, мы можем говорить о выписке.

Слово "выписка" звучит как музыка. Как колокольный звон. Как первая весенняя капель.

— Когда? — спрашиваю я, сжимая руки в замок, чтобы не дрожали. — Когда мы сможем забрать её домой?

— Завтра, — улыбается врач. — Если сегодняшний день пройдёт без осложнений. Но вы понимаете, Камилла, что недоношенному ребёнку нужен особый уход? Увлажнители воздуха, мониторинг дыхания во сне, строгий температурный режим, стерильность...

— Я всё понимаю, — перебиваю я. — Я готова. Сделаю