Проклятие ворона - Мила Дуглас

близости чистоты, от этого ненавистного тепла. Тяжесть внутри, в проклятом сердце, стала ощутимее, контрастируя с ее легкостью. Она заплатит. Мысль промелькнула, холодная и ясная, как осколок льда. Ее свет… он будет гореть ярко, выжигая скверну. И сгорит дотла. Необходимая цена. Его цена за свободу острова.

Холодный сосредоточенный взгляд хищника. Веснушки на нежной коже – будто искры от ее внутреннего пламени. Изгиб губ, линию бедра под простым холщовым платьем. Привлекательность была частью ее сияния, частью ее совершенства. Это делало ее ценной. Уязвимой. Его. Ни тени жалости. Только желание забрать, присвоить, владеть.

Нашел. Действовать. Похищение было неизбежно, как смена приливов. Ее судьба – сгореть в пламени их искупления. Остров будет свободен. Эта мысль, твердая и холодная, как лезвие его секиры, сомкнулась в душе, вытесняя мимолетный дискомфорт от ее света. Он сконцентрировался, воронья тень сливалась с лесным мраком, взгляд прикован к золотистому силуэту у колодца. Он буквально впился в нее, неся с собой немую весть о приближающейся перемене в ее судьбе.

Она зачерпнула воды. В темной глади ведра мелькнуло отражение – не ее собственное лицо-солнышко с веснушками, обрамленное рыжими косами, и не багрянец заката. На миг показался острый профиль, бледный, как лунный камень, и взгляд. Холодный, пронзительный, оценивающий. Взгляд ворона, высматривающего добычу с высоты утеса. Заряна ахнула, ведро едва не выскользнуло из рук. По спине побежали ледяные мурашки, сердце забилось бешено, как барабан перед битвой. Она резко обернулась, вцепившись взглядом в опушку леса. Никого. Только березы да ели переговаривались меж собой тревожно. Первые тяжелые капли дождя упали ей на лицо. Надвигалась буря. Но холод, проникший в самое нутро, был страшнее любой грозы. Где-то там, в сгущающихся сумерках, за ней наблюдали.

Сон к Заряне пришел только перед рассветом, липкий и неотвязный, как паутина в заброшенной бане. Она металась на постели из овечьих шкур. Ей снилось, что она парит над язвой мира – землей, вздувшейся и пульсирующей гнойными пузырями. Оттуда сочился не туман, а выдох разлагающихся недр – запах такой омерзительный, что во сне хотелось вырвать собственную глотку. Как будто банник кожу снял с самого мироздания и бросил в болотную трясину. А над этим кошмаром, чернее самой бездны, кружил ворон. Не птица. Воплощение скверны. Его крылья разрывали клочья гнилого неба, а крик был не звуком, а пронизывающим стоном, врезавшимся прямо в костяк, замораживая душу. Заряна проснулась с криком, зажатым в горле, с ощущением, что этот темный взгляд все еще скользит по ее спине.

Как отличается ее солнечная суть с тем чудовищным вороном из сна! Свет и Тьма. Исцеление и конец пути.

– Где тебя такого страшного взяли? – мелькнула мысль, но она тут же погасла, задавленная утренней сыростью.

Где-то в тени вековой ели, за версту от деревни, на черной, скрюченной ветви сидел огромный ворон. Его черные, блестящие бусины глаз жадно изучали образ девушки , застыв в немом наблюдении.

– Чистая, – проскрежетал низкий, нечеловеческий голос, больше похожий на шелест крыльев во тьме. – Не оскверненная сомнениями. Светлая. Илва не ошиблась.

Слова повисли вместе с первыми каплями летней грозы в , и в тот же миг пространство вокруг ворона содрогнулось. Не от звука, а от внезапного, пронизывающего до костей холода, который обрушился, как волна. Тень под елью сгустилась, стала гуще, тяжелее, почти осязаемой. Воздух затрещал от инея, тонкие паутинки мгновенно побелели, а мох под деревом покрылся хрустящим ледяным налетом.

Птичья форма поплыла, потеряла четкие очертания. Черное оперение растягивалось, темнело еще больше, приобретая текстуру не перьев, а… плотной, поблескивающей призрачным светом кожи и косматой, грубой шерсти. Фигура вытягивалась вверх, становясь неестественно высокой и поджарой, стройной, как натянутый лук. Кости и сухожилия проступали под черными одеждами и плотно обхватили торс, руки, ноги, подчеркивая каждую жилу, каждый резкий угол тела. Шерсть по краям одеяния, на плечах, торчала острыми, иссиня-черными прядями, точно вороньи перья, которые колыхались в ледяном мареве, которое теперь исходило от него самого.

На месте птичьей головы возникло лицо. Бледное. Мертвенно-бледное, как лунный свет. Лицо резкое, острые скулы вздымались высоко, словно отточенные лезвия. Подбородок был твердым, челюсть напряженной.

И глаза.

Они открылись последними. Глаза цвета непроглядной тьмы. Не просто темные, а абсолютно черные, бездонные, поглощающие весь скудный свет, проникающий сквозь хвою ели. Ни белка, ни зрачка – лишь полированные, неживые плоскости черного вулканического стекла. Те самые глаза, что преследовали Заряну в кромешной тьме колодца, мерещились на ветвях одинокой ели, терзали в кошмарах, где холод сковывал душу.

Он ступил с ветви на землю бесшумно, словно его сапоги не касались ее. Мужчина, закутанный в черную кожу и шерсть-перья, был олицетворением северной зимы и самой Хель. Его тень, падающая от ствола ели, казалась живой – трава под ней мгновенно покрывалась толстым слоем белого инея. Херсир. Воин с ледяным сердцем. Ворон. Проклятый духами Хельхейма.

Его обсидиановый взгляд, несущий в себе ледяной ужас прошлого, снова устремился в сторону деревни. Он нашел то, что искал. Ключ. Избавление для темного пламени своего проклятия и спасения своего острова. Свет, который должен был гореть достаточно ярко. Свет, который он пока не видел в ней как что-то большее. Лишь как жертву. И в глубине его темных очей шевелились призраки, напоминая о цене, которую, возможно, придется заплатить.

Глава 2

Родник. Место, где чистая вода била из-под камня, среди папоротников и мхов, теперь дышало смертью. Тот самый запах гнили, что преследовал Заряну во сне, здесь был густым, осязаемым, как гнилая плоть под солнцем. Источник осквернился у самого истока – черная, маслянистая пленка пульсировала на поверхности воды, а из трещины в камне сочился едкий дымок. Заряна, присев на корточки, сжимала в кулаке горсть земли, пытаясь почувствовать корень зла, ощутить связь с духами этого места. Они молчали, подавленные, их шепот потонул в зловещем гуле, исходящем из-под земли.

– Матерь лесов, что это? – мысль была полна ужаса и решимости. Нужно помочь, нужно…

Тень упала на нее бесшумно, перекрыв слабый утренний свет. Холод, знакомый до озноба, пронзил спину раньше, чем она услышала шаг. Заряна вскинулась, обернувшись. Он стоял там, между сосен. Не ворон. Человек. Высокий, широкие плечи, мускулистый торс, в черной, облегающей коже и шерсти, напоминающей перья.

– Светлоокая, – произнес Гейр Вальхёрр холодно, отстраненно.

– Я нашел тебя.

Ярость, чистая и первобытная, вспыхнула в Заряне сильнее страха.

– Убирайся откуда пришел! – выкрикнула она, и рука инстинктивно взметнулась. Для удара. Для света. Тепло, жизнь, сила – все, что было