Лед и пепел - Мила Дуглас

над пламенем свечи. Золотистая капля повисла на конце шила. С величайшей осторожностью, затаив дыхание, она перенесла каплю на отверстие в соте, где был спрятан пергамент. Воск растекся, запечатав ячейку, слившись с остальной восковой структурой. Неискушенный глаз не заметил бы подмены. Поверх еще теплого воска она вдавила несколько зернышек – якобы естественное включение.

Теперь эта особая сота выглядела как десятки других – кусочек природного совершенства, хранящий сладкий нектар. Но внутри него билось сердце их отчаянного плана – правда и мольба.

Когда Роан и Фаэрон вернулись с драгоценной ношей – небольшим, но увесистым бочонком из светлого дуба, наполненным медом цвета жидкого солнца, – работа Тэссии была закончена. Запах дикого меда, цветочный и насыщенный, смешался с ароматом лаванды в кладовой.

Под наблюдением Мирреля, с величайшей осторожностью, бочонок вскрыли. Сверху, под дубовой крышкой, лежал слой чистой холстины. Под ним – слой идеально белого воска, чтобы мед не контактировал с деревом. Именно в этот воск, еще мягкий и податливый, Тэссия вложила свой "лавандовый ключ" с посланием. Она вдавила его так, чтобы он был скрыт, но находился прямо под слоем холстины, которая будет первой вещью, которую увидят при вскрытии бочки в Дарнхольде. Потом воск аккуратно разровняли, скрыв место вмешательства. Холстину вернули на место. Бочонок запечатали сургучом с нейтральным знаком лесных дровосеков, не гербом де Лисов.

Выбрали гонца – не воина, а старого, безобидного на вид дровосека из дальнего поселения, который регулярно возил диковинки во все столицы. Ему заплатили щедро, наказали везти бочонок в Дарнхольд как ценный дар "от почитателей силы Короля Севера", купленный у лесных жителей. Ни имени, ни намека на Вечнолесье как отправителя. Просто мед. Лучший мед.

Когда телега с бочонком скрылась за поворотом лесной тропы, направляясь к снежным перевалам Греймарка, на заставе воцарилась тишина, густая, как мед в бочке, которую только что отправили.

Тэссия стояла на крохотном балкончике заставы, вцепившись в холодный камень перил. Взгляд ее был устремлен на север, туда, где за горами высился Дарнхольд. В груди бушевал ураган: страх, что послание не дойдет или будет уничтожено не распечатанным. Ужас, что Александр воспримет дар как насмешку и разгневается еще пуще. И крошечная надежда, что он вспомнит запах лаванды. Вспомнит ее. Вспомнит себя подо льдом.

Миррель подошел и молча встал рядом. Его плечо коснулось ее плеча – твердая опора в шатком мире.

– Он найдет его, – сказал он тихо, глядя туда же. – Если в нем есть хоть капля того, что ты увидела… он должен найти ключ.

Тэссия ничего не ответила. Она лишь сжала перила сильнее, чувствуя, как бьется ее сердце – трепетная птица, запутавшаяся в колючей проволоке страха и ожидания. Послание было отправлено. Лавандовый ключ летел в самое сердце Севера. Осталось лишь ждать: отопрет ли он дверь… или сломается в замерзшей скважине, погребя под собой последний шанс на спасение для них всех? Время текло медленно, как густой мед, капля за каплей наполняя чашу неизвестности до краев. Каждая минута ожидания была пыткой, каждый шорох за окном – вестником либо надежды, либо гибели. Они замерли на краю, и только ветер, несущийся с севера, шептал им о судьбе, решается сейчас в сумрачных залах Дарнхольда.

Глава 20

Бочка стояла посреди Тронного зала Дарнхольда, неуклюжий посланник из мира зелени и солнца в этом царстве камня и льда. Утренний свет, пробивавшийся сквозь высокие стрельчатые окна, золотил дубовые клепки и тускло отсвечивал на влажном металле обручей. Воздух, обычно пропитанный запахом холодного камня, воска и страха, был скрыт сладким, цветочным, чужеродным ароматом. Мед. Дикий мед Вечнолесья, который он так ненавидел и так любила она.

Александр Греймарк стоял в трех шагах, неподвижный, как одна из мраморных скульптур, украшавших галереи. Его взгляд, холодный и острый, как клинок «Клыка Тени», скользил по бочонку, будто разыскивая скрытую ловушку. Гонец – тщедушный старик-дровосек – уже был отпущен с парой серебряных монет и дрожью в коленях.

– Дар от почитателей силы Короля Севера, – бормотал тот. Пустые слова. Но бочка… бочка была реальной. И запах…

Сладость. Цветущие луга. Солнце. Все, что он презирал. Все, что ассоциировалось с ними. С ней.

Канцлер Эрвин, суетливый и вечно напуганный, метался рядом.

– Ваше Величество, прикажете отнести в кладовые? Или… проверить на яд? Новый алхимик мог бы…

– Замолчи, – голос Александра разрезал воздух, тихий, но такой резкий, что Эрвин попятился, будто получил пощечину. – Отойди. Все. Вон.

Придворные, как стая испуганных воробьев, поспешно ретировались, оставив короля наедине с незваным даром из вражеского леса. Тишина зала сгустилась, стала звенящей, напряженной, как тетива лука перед выстрелом. Александр сделал шаг. Еще один. Его сапоги глухо стучали по каменным плитам, эхо разносилось под сводами. Он остановился перед бочкой. Его тень, длинная и острая, легла на светлый дуб.

Он наклонился. Не спеша. Пальцы в черной кожаной перчатке коснулись крышки. Дуб был гладким, прохладным. Сургучная печать – простой знак лесников, ничего не говорящий. Но запах… Он втянул воздух ноздрями. Мед. Цветы. И… что-то еще. Слабое, едва уловимое, затерянное в сладком буйстве. Горьковатое. Терпкое. Знакомое до боли.

Лаванда!

Сердце Александра, этот кусок льда, который он считал мертвым, сжалось с такой силой, что дыхание перехватило. Лаванда. Запах ее волос. Запах тепла, которого не должно было быть. Запах предательской надежды. Тэссия. Имя пронеслось в сознании, как удар грома в ясном небе. Это не просто дар. Это ее послание.

Ярость, мгновенная и ослепляющая, ударила в виски. Ему виделось, как он приказывает разбить бочку вдребезги, сжечь этот сладкий яд памяти, растоптать последние следы ее дерзкого присутствия в его жизни.

Но… запах лаванды. Он витал в воздухе, слабый, но настойчивый. Как призрак. Как напоминание о том единственном моменте, когда лед внутри дал трещину. О смехе у камина. О ее тепле под его рукой. О той жуткой, невыносимой уязвимости, которую он допустил.

– Поверь хоть раз. Поверь ей. Мысль пронеслась неоткуда, чужая и навязчивая. Чья? Его? Ее? Он резко выпрямился, отшвырнув слабость. Нет. Он – Король Льда и пепла. Он не верит. Он знает. Знает предательство. Знает боль. Знает, что любое послание из Вечнолесья – ложь или ловушка.

С ледяной решимостью, вернувшей ему ощущение контроля, Александр с силой дернул за скобу крышки. Дубовый обруч скрипнул, сургуч треснул. Крышка отскочила. Сладкий, густой аромат меда хлынул наружу, почти осязаемый. Под крышкой лежал слой грубой, чистой холстины. Александр сорвал ее. И увидел.

Воск. Чистый, белый, застывший пласт под холстиной. Поверхность была