Лед и пепел - Мила Дуглас

– Он сжег… женщин? Ребенка? Во сне?

Голос сорвался на хрип.

– Боги… Алиана… она была ребенком! Младше тебя тогда!

Он вдруг резко выпрямился, его тело содрогнулось. Рука непроизвольно поднялась ко рту. Он закашлялся, судорожно, как будто подавляя слезы, недостойные мужчины. Звуки его страданий, смешанные с рыданиями, эхом отдавались в каменных стенах. Яд лжи, которым его кормили годами, яд ненависти к Греймарку, построенной на кощунственной неправде изливался потоками хрипов.

Роан молча подошел, его мощная рука легла на согнутую спину Мирреля. Не слова утешения – просто твердая опора в момент полного крушения. Старый воин смотрел поверх головы Мирреля на Тэссию, и в его глубоко посаженных глазах читалось не удивление, а горькое понимание и… странное облегчение. Он, видевший лицо войны без прикрас, возможно, всегда смутно догадывался или боялся этой правды.

Когда спазмы утихли, Миррель отшатнулся, опираясь на Роана. Он был смертельно бледен, губы дрожали. Он вытер лицо тыльной стороной ладони, глядя на сестру сквозь пелену слез и отчаяния.

– Ренар… – прошипел он, и имя звучало теперь как проклятие, смешанное с ядом. – Змеиное Племя… Они использовали короля и отца. Использовали его честь, его верность присяге! Они заставили его…

Но голос его ослаб. Он знал отца. Знавал его железную волю. Никто не мог заставить Фенриса де Лиса сделать то, что он считал бесчестным. Значит… Значит, он считал это необходимым? Военным долгом? Или… слепо верил лжи о Греймарках? Осознание этого было еще хуже.

– Он выбрал, Миррель, – тихо, но неумолимо сказала Тэссия. – Он выбрал повиноваться приказу Ренара и короля. И этот выбор… он сжег не только замок. Он сжег души. Александра… и теперь… нашу с тобой.

Она обняла себя за плечи в попытке согреться.

– Я видела его боль, брат. Видела шрамы не только на теле – те, что оставил его безумный отец, избивавший его за то, что он не спас близких… – голос ее дрогнул. – Но и шрамы внутри. Глубокие, как ущелья в горах Греймарка. Он носит пепел своей матери и сестры в сердце. И наша кровь… кровь де Лисов… лишь подливает масла в этот вечный огонь его ненависти.

Миррель медленно опустился на колени перед очагом, не в молитве, а в полном изнеможении, в осознании невыносимой тяжести вины. Он уставился на языки пламени, пожирающие поленья. Его отражение прыгало в огненных бликах – искаженное, потерянное.

– Мы ненавидели его… – прошептал он, голос был глухим, лишенным прежней уверенности. – Я клялся отомстить за отца… за то, что он погиб от рук Греймарков. А он… он погиб, неся факел в чужой дом!

Он сжал голову руками, пальцы впились в волосы.

– Боги, как же мы слепы были! Ренары… Валтор… они плели паутину десятилетиями, стравливая нас, используя нашу боль, нашу честь как оружие!

Ярость, чистая и направленная, сменилась отчаянием. Ярость не к Александру, а к истинным виновникам, к тем, кто превратил его отца в орудие убийства, а их семью – в соучастников чудовищного преступления.

Фаэрон, молча наблюдавший из тени, вышел к очагу. Его старые руки, знавшие силу и слабость трав, дрожали. Он поставил перед Миррелем глиняную кружку с дымящимся отваром.

– Вина, молодой господин, – произнес он тихо, но его голос, похожий на шелест сухих листьев, прозвучал с неожиданной силой, – она как яд “Ледяной Смерти”. Медленный. Коварный. Он разъедает душу изнутри, если дать ему застояться. Он посмотрел на Тэссию, потом на Мирреля.

– Александр Греймарк… он дал этому яду отравить себя до мозга костей. Сделал его своей сутью. Вы… вы только что приняли свою дозу. Вопрос теперь…– Старик сделал паузу, его мудрые глаза блеснули в огне. —…что вы сделаете с этим ядом? Дадите ему сжечь вас? Или будете искать противоядие?

Миррель поднял голову. Его глаза, красные от слез и бессонницы, встретились с взглядом сестры. В них уже не было прежнего скепсиса, лишь глубокая, неизмеримая скорбь и… зарождающееся понимание. Он увидел в ее взгляде не только боль от правды, но и ту странную, искаженную правду, которую она узнала об их враге. Он увидел шрамы – и внешние, и те, что она описала. Увидел юношу, вернувшегося на пепелище. Увидел короля, построившего крепость изо льда на костях своей боли.

– Противоядие… – пробормотал Миррель, его взгляд стал сосредоточенным, как у исследователя, ищущего решение сложной формулы. Он взял кружку из рук Фаэрона, почувствовав обжигающее тепло. – Правда… может быть им?

Он посмотрел на Тэссию.

– Ты говорила с ним о случившемся? О… об отце?

Тэссия покачала головой.

– Да. Он знает, что я дочь Фенриса. Но… говорить с ним об этом… это все равно что ковырять ножом в незажившей ране. Его ярость…

Она содрогнулась, вспомнив ледяной гнев в его глазах. – …она уничтожит все. Его и нас.

Миррель задумался, глядя на пламя. Огонь отражался в его глазах – уже не просто отблеск, а внутреннее горение.

– Тогда, может быть… противоядие не в словах о прошлом, – он произнес медленно, обдумывая каждую мысль. – А в действиях в настоящем. Валтор… он ключ. Он и его Змеиное Племя – источник яда, отравившего отца, нас, Александра, все королевства. Он поставил кружку, не отпив. Его голос набрал силу, в нем зазвучала прежняя твердость, но очищенная от слепой ненависти, направленная теперь в нужное русло.

– Валтор на свободе. Он будет мстить. И он знает слишком много. О тебе. Об Александре. О той… хрупкой нити, что, возможно, еще висит между вами.

Роан хмыкнул, одобрительно.

– Гадюку надо прихлопнуть, пока не укусил снова. И не только за нас. За Вечнолесье. Чтобы старый Орион узнал правду о своих “верных” советниках.

Тэссия почувствовала, как в груди, рядом с ледяным комом вины и страха за Александра, теплится крошечная искра надежды. Миррель видел. Он понял. Не оправдывал отца, но видел механизм лжи, сломавший их всех. И он был готов действовать. Не как мститель, а как… целитель?

– Что ты предлагаешь, брат? – спросила она тихо.

Миррель встал. Его фигура, еще недавно покачивающаяся от слабости, теперь выпрямилась, обретая прежнюю ясеневую стать. В его глазах горел огонь не ярости, а холодной, расчетливой решимости.

– Мы берем Валтора. Живым. – Его голос был стальным. – Мы вырываем у него правду зубами, если придется. Правду об отце. Правду о поджоге. Правду о заточении Ориона и попытке свалить все на Греймарка. И мы везем эту правду…– Он сделал паузу, его взгляд встретился с взглядом Тэссии, полным тревожного вопроса. —…в Дарнхольд. К Александру Греймарку.

Тишина снова воцарилась на заставе, но теперь